Читаем Давние встречи полностью

Был в Загорье, смотрел, слушал — жизнь вроде лучше, по крайней мере сытнее. Все выкошено, все убрано. Невероятный урожай яблок на Смоленщине; у брата Кости в саду падалицами сплошь завалено все, и девать яблоки некуда, никто их не покупает, не заготовляет, свиньи едят только в виде десерта после картошки или какой-нибудь мешанки. И невесело как-то. В детстве нам яблоки снились и грезились наяву, их мучительно хотелось, и поедались они зелеными со своих яблонек, и редко доставалось их пробовать после Спаса, а тут такое их излишество, и мы, два почти что старика, почти что без зубов, — поздно».

Когда я заболел, а Александр Трифонович узнал об этом, я получил от него трогательное, заботливое письмо:

«...Сейчас я совершенно здоров и очень, очень хотел бы, чтобы и Ваше, серьезное по-видимому, нездоровье сошло поскорей с Вас или, лучше сказать, вышло из Вас. По последнему Вашему письму я заметил, что Вы несколько подупали духом, а не надо, Иван Сергеевич, не надо поддаваться, ведь это все он, нечистый, старается, ему-то самая сласть, когда мы предаемся унынию, и думает, что все праздники кончились, остались одни будни. Нет, мы еще увидим небо в алмазах, Иван Сергеевич! Мы с Вами еще не только посидим у камелька, покурим за рюмочкой, обсудим проблемы войны и мира, межпланетных сообщений и перспективы искусства, но и предпримем какое-нибудь занятное путешествие. Все-таки ничего нет лучше родной земли с ее погодами, временами года, с ее красой и грустью, теплом, дождями и грозами, всяческим растением и цветением.

Милый и мудрый Иван Сергеевич, очень мне хочется сказать Вам, как я Вас люблю и уважаю, как высоко ценю Ваш талант, Ваш ум и сердце, как мне все понятно и дорого в Вас, честнейшем, красивейшем русском человеке, судьба которого не побаловала удачами на пути, но не сломила, нет, я знаю, что она не подмяла Вас и не подомнет. Поправляйтесь, отдыхайте, вздумаете и будет охота черкнуть мне — черкните, не утруждаясь и не считая это обязательным по долгу вежливости, —мы с Вами можем строить отношения без этих условностей. Обнимаю Вас, дорогой друг. Ваш А. Твардовский».

Нам с Твардовским и впрямь удалось осуществить «занятное путешествие», о котором он писал в предыдущем письме. Тогда я еще был бодр и зрение не покинуло меня. От жителей Карачарова я давно слышал о моховом болоте на левом берегу Волги. Среди огромного торфяного болота есть небольшие озера, называются они Петровскими. На песчаных островах посреди этих озер с давних пор живут люди, существуют небольшие деревни.

Только в сухое, засушливое лето можно добраться до Петровских озер. В дождливое и мокрое лето болото почти непроходимо. Из Петровских озер вытекает небольшая река Созь, впадающая в Волгу. Трудно пробраться и по этой заросшей, перегороженной во многих местах реке до Петровских озер.

Меня давно привлекали загадочные, почти недоступные озера. Даже самым смелым и терпеливым туристам, охотникам и рыболовам редко удавалось на них побывать. Самое удивительное, что недоступные эти озера и непроходимое моховое болото находятся сравнительно недалеко от людной, шумной Москвы, от новых фабричных больших поселков и городов.

Мне и Твардовскому не раз рассказывали, что на островах Петровских озер живут особенные, не похожие на других люди, что в прежние времена эти люди якобы жили обособленной жизнью, не мешаясь с местным населением. Шофер Саша Корюшкин, работающий в Карачаровском доме отдыха, коренастый и крепкий добродушный человек, уроженец Петровских озер, рассказывал нам о сохранившихся там старинных обычаях, которые в других деревнях давно позабыты.

Однажды в очень сухое и засушливое лето мы с Твардовским собрались побывать на загадочных Петровских озерах.

Как описать удивительное и полное приключений короткое путешествие наше? Проводником и путеводителем вызвался быть шофер Саша, которого милостиво отпустил с нами директор Карачаровского дома отдыха Борис Петрович. Благополучно переночевав в городе Калинине, утром мы двинулись в путь на машине на северо-восток Калининской области. В Калинине у шофера Саши были земляки с Петровских озер, собиравшиеся побывать там на свадьбе. Мы захватили их с собою — мужчину и женщину с грудным ребенком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии