Читаем Давние встречи полностью

Что же — любить одних добродетельных? Грешники ближе, милее, их жалеем. В этом суть любви.

*

Только несколько раз в жизни, еще в молодости, приходило ощущение полного счастья. Счастья, пожалуй, чисто языческого. Хотелось петь, плакать, целовать землю. И так же быстро уходило это недолгое счастье. Оставалась прежняя боль, предчувствие неминучей беды, лютого горя и непоправимых утрат.

Как оправдались эти предчувствия, посещавшие меня еще в детстве! (Гибель Аринушки, Аленушки, Лидочки.)

*

В сущности, вся великая русская литература — вопль и стон (как и русские

народные песни, мрачные русские сказки). Печальны судьбы русских писателей.

Самый «светлый», самый «веселый» был Пушкин. Но, боже, какие горькие слова срывались у него о России! А как несказанно трагична судьба Пушкина, его смерть!

А Гоголь, Достоевский, «жизнелюбец и язычник» Толстой (стоит вспомнить его бегство, астаповскую смерть), Гаршин, Чехов и многие, многие. И самые последние: Бунин, Куприн и другие, их нерадостная судьба.

*

Талант есть то самое, что «под одну гребенку» не ложится, всегда «вихры торчат». Если срезать все «вихры», все гладко подстрижено — плоскость единообразия.

*

Как хорошо, как верно у Гоголя: таланты родятся, точно искры в дыму костра, — вспыхивают и погасают, вспыхивают и погасают...

Откуда же возникают, как родятся на земле истинные таланты?

Как алмазы, редки они среди нас.

*

Всю ночь почти под самым окном поет соловей. Такая сила, такая вечная радость в пении невзрачной крошечной птички! Зачем, для кого поет? И тысячу лет назад пели над этой рекой соловьи, и две тысячи, и двести тысяч лет, когда не было еще на земле человека. Вот чему дивиться, чему кланяться!

На рассвете вступает хор птиц, и у каждой своя песенка — от самой коротенькой до долгой соловьиной песни.

*

Боже, как печальна иной час наша природа! Как грустны, безнадежны наши прославленные «неохватные» пространства, российский воспетый простор, так трагично отделивший человека от человека...

А как хороши все же редкие ясные дни, милы нежные осинки, чудесный узор их ветвей, которым любуюсь из моего окна!

*

Тосковать о прошлом? Но разве тоскуют о городовых или становом приставе, о Ноздреве или Коробочке, о Чичикове или Хлестакове? Губернаторов, исправников, околоточных мы презирали. И к пузатому купцу Акулину, к земским начальникам не чувствовали мы никакого почтения.

*

Лев Толстой был барин, граф, «подделывался» под мужика (самый плохой, фальшивый репинский портрет Толстого: босиком, за сохою, ветер бороду относит). Дворянское умиление мужиком, скорбь раскаяния. А все же гениальная чистая правда! Один Толстой умел заставить читателя плакать. Плакали мы и над Петей Ростовым, и над «графинюшкой» Наташей, и над Алешей-Горшком. А вот над Алексеем Карамазовым и Сонечкой Мармеладовой плакать почему-то не хочется.

*

Тема самоубийства у Толстого: Поликушка, Позднышев, Анна Каренина. Все — чистые, правдивые и праведные люди.

А вот у Достоевского его «самоубивцы» — или сладострастники, или безбожники, или негодяи: Свидригайлов, Ставрогин, Смердяков...

И в этом у них такое несходство!

*

Подмешать в русскую кровь капельку чуждой знойной крови — какой засверкает свет! Таков Пушкин. И не от этой ли «подмеси» крови наша необыкновенная талантливость, а быть может, необыкновенное наше беспутство?

*

Читал выдержки из дневника Пришвина. Игра словами и мыслями. Лукавое и недоброе. Отталкивающее самообожание. Точно всю жизнь в зеркальце на себя смотрелся.

Пришвин родом из елецких прасолов, в облике было что-то цыганское. Земляк Бунина, который, говорят, его не любил.

*

Был в Калуге, в родном городе. Что-то уцелело от старого. Сквозная, легкая колоколенка на зареве неба. Городской сад, где в детстве я испугался фейерверка. Ока. Люди.

*

Необыкновенная, мокрая осень. Почти все время дожди. Вода на полях, на пашне. Дороги непроходимы даже для грузовых машин. (В полях не выкопана картошка, остались овсы и гречиха, кое-где осталась на корню рожь.)

*

Вечером Волга тихая, по-осеннему темно, не холодно. На Волге, в отдалении, огоньки. Земля кажется пустынной.

*

Ночь тихая, светлая, месяц. Бегут облака. Сухо, тепло, не морозит. Вышел с крыльца — каждый звук слышен. Темнеют вершины деревьев.

*

Нет ничего радостнее и приятнее делания добра. Даже самое маленькое добро — оказать услугу, уступить место, помочь встать — приятно и хорошо.

*

Вчера был первый теплый летний день. В лесу на лицо садилась паутина. Верный признак наступления доброй летней погоды. Сейчас утро, восходит солнце. Сижу один. Хочется хоть что-нибудь еще надиктовать.

*

Желание смерти: «Хочу домой!» Как у ребенка: спать, спать, спать!

И ничего-то, ничего страшного в самой смерти, когда «уходят домой». Ужасно лишь умирание: борьба жизни со смертью. Вот тут-то и страшна жизнь — не отпуская и мучая жертву.

*

Сейчас — ночь. Шумит лес, шумит Волга. И, боже мой, какая непроглядная, густая, осенняя темень.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии