Давид Седьмой

Честолюбие ценилось крайне высоко как в общественной, так и в частной жизни, и греческое, а потом и древнеримское общество было пропитано духом соперничества. На Олимпийских играх признавалась только победа. Ни третьи, ни вторые места не заслуживали даже упоминания, причем не играло никакой роли, досталась победа с огромным преимуществом или с минимальным, улыбнулось ли победителю счастье, или сопернику просто не повезло.

Никакие рекорды не учитывались, в греческом языке не было даже такого понятия – установить или побить рекорд. Участие в Олимпиаде совершенно не ставилось в заслугу. Победа приносила славу, поражение означало позор и срам.

Черные дни романтиков в шахматах начались не сегодня, и даже не во времена Бронштейна. Даже когда романтизм преобладал над спортивным успехом, решающую роль играл результат партии.

Неправда, что в прошлом или позапрошлом веке ценилась лишь красивая комбинация. Все комбинации, все фейерверки жертв и порывы вдохновения всегда были подчинены главному: победе.

«Трагиками шахмат» называл Алехин шахматистов, лишенных спортивных качеств.

Победа в партии, победа в турнире – вот зеркало таланта в шахматах, и единственная верная стратегия здесь – побеждать. Жалобами на обстоятельства, объяснениями, что в шахматах у тебя другая цель, другая система ценностей, ничего никому не докажешь.

К тому же эстетические оценки всё время претерпевают изменения. Если раньше эффектные комбинации с многочисленными жертвами считались эталоном красоты, сегодня публика восхищается тонкими маневрами в эндшпиле Магнуса Карлсена, изыскивающего новые пути в позициях, где раньше давно прекратили бы борьбу.

Процесс этот совпал с бурным развитием науки, развенчавшей романтические представления и давшей конкретные объяснения многим «лирическим» явлениям жизни. Следует ли говорить, что в шахматах с появлением компьютера этот процесс оказался еще более интенсивным и полностью изменил подход к игре.

Еще совсем недавно считавшийся обязательным приз «за красоту» в современных турнирах изжил себя. Дискуссии и скандалы, разразившиеся в начале XXI века после присуждения таких призов, памятны всем. Гроссмейстеры, имеющие собственные представления о красоте, были крайне недовольны решениями жюри и объявляли членов жюри попросту недостаточно компетентными.

Но дело даже не в этом: появился Безжалостный Судья, мнение которого спешат узнать все, едва закончив партию. Машина указывает на любые ошибки и просчеты, раньше остававшиеся за кадром.

Шахматы играют неизмеримо меньшую роль в человеческой жизни чем литература, театр, музыка, но выгодно отличаются от искусства именно объективными критериями, не позволяющими создавать дутых авторитетов и ложных кумиров.

Музыкальные конкурсы, премии и призы, учреждаемые в литературе, кинематографии, телевидении, несут в себе соревновательный элемент, заимствованный из спорта и привнесенный в иные сферы.

Но критерий оценки в них базируется на очень зыбком фундаменте личного вкуса, зависит от умелой «раскрутки», пристрастия критиков и множества других факторов. Поэтому результаты таких конкурсов не могут быть бесспорными: все знают, что даже Нобелевские премии по литературе, зачастую, несут в себе политический подтекст, а подмостки концертных залов мира сплошь и рядом завоевываются не только благодаря профессиональным качествам исполнителей.

На шахматы это не распространяется именно из-за спортивной составляющей игры: результат партии говорит сам за себя. Гроссмейстер оригинального стиля, красиво играющий, всегда будет любим публикой, но победителем станет тот, у кого больше очков в турнирной таблице.

К тому же шахматы относятся к тем видам спорта, где судьи следят только за выполнением правил игры, а не оценивают артистичность исполнения, степень соответствия идеалу или тому, что они лично понимают под идеалом. К счастью! К чему может привести оценка выступления спортсмена судьями мы знаем из опыта соревнований по гимнастике и фигурному катанию.

Только соревновательный, спортивный элемент позволяет шахматам сохранять популярность в XXI веке. Спортивный элемент, так не нравившийся Бронштейну, при каждом удобном случае цитировавшему иранского шаха, отказавшегося посетить традиционные скачки в Лондоне: «я и так знал, что одна лошадь бежит быстрей другой».

Победа заложена в самом концепте спортивного состязания, и в шахматах, если тебе сопутствует успех, ты прав, даже если ты не прав. Факт, с которым не хотел или не мог смириться Давид Бронштейн.

* * *

В комментариях к одной из своих партий Бронштейн писал: «если бы не врожденная скромность, я мог бы себя похвалить: чистая работа, легкий рисунок, высокая техника». На самом деле, его скромность была замаскированной, но легко обнаруживаемой гордыней. Элемент самолюбования, драпирующийся под скромность, очень хорошо вписывался в культивируемый им образ непризнанного гения.