Сверхдлинная цитата взята из книги Бронштейна «Самоучитель шахматной игры»(!). Отметим, что Давид Ионович Бронштейн мог быть и предельно лаконичным, давая советы действительно очень полезные для молодого шахматиста.
Однажды, получив стратегически проигранное положение, он упорно защищался и спасся, объяснив: «я старался не ухудшить позицию и, что еще больше важно, не пытался ее улучшить».
Меткое замечание, которое было бы весьма к месту, вместо наполненного пафосом рассказа о заурядном зевке ферзя Тиграном Петросяном.
«Можно сожалеть, что первый чемпион мира Вильгельм Стейниц назвал себя чемпионом мира и не догадался назваться лауреатом. Может быть тогда в шахматах больше бы ценились красота решений, риск, фантазия, дерзость, не было бы всех этих утомительных многодневных матчей, где важно сберегать силы и выжидать ошибки противника и где тот, кто рискнет первым, проиграет, не было бы незрелищных, просто неинтересных партий».
«Чемпион мира в шахматах мне вообще представляется атавизмом. В искусстве не может быть чемпионов!»
«Спортивный отбор, который должен воплощать принципы высшей справедливости, в современных шахматах жесток и поэтому несправедлив. Разве не жесток проигрыш партии из-за одной ошибки после четырех с половиной часов напряженного труда?»
«Мой первый совет – не надо доводить игру до результата. Пусть ребята сделают по 12–13 ходов и бегут играть в футбол. Второй совет: нехорошо, чтобы ребенок приходил домой с нулем. Это – нехорошо, бесчеловечно».
Этими и подобными высказываниями наполнены книги и интервью Давида Бронштейна. Отбросив спортивный элемент игры, он предлагал придать шахматам смысл, вкладывавшейся в понятие спорта в XIX веке: «sport – английское слово, пришедшее из старофранцузского, desport – удовольствие, развлечение…»
Макс Эйве очень удивился, услышав от Бронштейна, что в будущем игра в шахматы с целью завоевать очко будет вообще отброшена, что будут играть исключительно, чтобы доставлять интеллектуальное наслаждение зрителям.
Американский «Чесс Лайф» писал тогда: «одной из отправных точек философии Бронштейна является мысль, что в шахматы надо играть для развлечения и не друг против друга, а друг с другом. Целью игры должно быть именно развлечение, а не результат: необычная точка зрения для гроссмейстера!»
Спор о том, в какую категорию занести шахматы, начался задолго до Бронштейна. Эмануил Ласкер, не отрицая эстетического, творческого элемента в игре, настаивал, что шахматы прежде всего борьба, и не играет роли, какое определение им дается – речь идет о том, чтобы выиграть партию: «Идея старой шахматной игры, идея, которая дала ей силу просуществовать тысячелетия – это идея борьбы».
Того же мнения придерживался и Рихард Рети: «Шахматы – это область, где критика не имеет такого большого влияния, как в искусстве: в шахматах результат партии является доминирующим, решающим и бесповоротным».
В статье «Искусство ли шахматы» (1960) Ботвинник, признавая – «искусствовед из меня посредственный», – писал: «шахматы всегда бывают игрой и лишь изредка полноценным искусством – слишком редко удается создать партию, подлинно ценную в художественном отношении. (…) Не следует ли сказать, что шахматы являются искусством, но проявляется оно всегда в форме игры, борьбы сторон?»
В жизни далеко не всегда нужно выигрывать. В спорте – необходимо, иначе теряется смысл игры. С духом игры несовместима философия: лучше сыграть красиво и проиграть, чем выиграть при плохой игре. Сила шахматиста оценивается не по шкале красоты, а по турнирным достижениям, а постаревший Бронштейн, лукавя или сознательно обманывая самого себя, не мог или не хотел принять этого.
Пытаясь обосновать примат искусства в шахматах и ратуя за игровой процесс с целью получения удовольствия, он писал: «Все знают крылатую фразу Пьера де Кубертена: “Важна не победа, а участие”. Наблюдая за борьбой на Олимпийских играх, мы аплодируем всем участникам, а не только олимпийским чемпионам».
Часто цитируемая формула «участие важнее, чем победа», действительно придуманная бароном Кубертеном, привела бы древних греков в состояние гомерического хохота. Это самый не греческий лозунг, какой только можно вообразить. Если когда-нибудь существовало общество соревновательное, это было общество древних греков.
Ахилл, Агамемнон и другие благородные бойцы в сказаниях Гомера открыто выражали желание «всегда быть первыми и превзойти других».
Соревновательный элемент был распространен в Древней Греции повсеместно у певцов и драматургов в не меньшей степени, чем у борцов и бегунов. Греки придерживались концепции Адониса, базирующейся на том, что человек может развить свои врожденные способности только в соревновании, и с подозрением относились к мотивам каждого, утверждавшего, что он альтруист.
«Очевидно, что честолюбие и соперничество – средство приобретения добродетели, – утверждал Плутарх. – Взаимное послушание и благожелательность, достигнутые без предварительной борьбы, есть проявление бездеятельности и робости и несправедливо носит имя единомыслия».