Давид Седьмой

Вайнштейн ушел в экономику, стал кандидатом, потом доктором наук, заместителем директора института, членом научного совета Академии наук, написал несколько монографий.

Хотя он утверждал, что Берия не подпускал его к оперативным делам, знал Вайнштейн, разумеется, очень много, но продолжал хранить молчание и после Перестройки.

Когда Сергей Воронков, часто видевшийся с ним в те годы, спросил: «Борис Самойлович, сейчас ведь можно говорить абсолютно обо всем, да и организации той теперь не существует, почему бы вам не написать воспоминания?» – Вайнштейн отвечал, что бабушка еще надвое сказала, что он дал подписку в свое время.

Очень понятный феномен в Советском Союзе, да и в современной России. Это, конечно, корпоративное мышление. Esprit de corps. Кастовый дух.

В послевоенной Франции изобрели формулу «ответственен, но не виновен». Не знаю, вписался ли бы в эту формулу полковник министерства внутренних дел Борис Самойлович Вайнштейн, но в послеперестроечной России ему и в голову не приходило выказать что-нибудь, похожее на раскаяние или признание хотя бы моральной вины.

Осуждая массовые репрессии Сталина, он не отрицал пользы принудительного труда. Приводил исторические параллели, утверждая, что у каждой страны бывают периоды, когда во имя интересов общества попирались права отдельной личности.

Возмущаясь экономическими реалиями России начала 90-х годов, для выхода из экономического кризиса предлагал существенно повысить жесткость системы и степень принудительности труда.

Настаивал: «Тот, кто в экономике действует милосердно, преступник, которого надо расстрелять». Называл Берию не только способным организатором, но и человеком, мыслившим другими категориями, обладавшим государственным умом.

Качество, которое многие видели и в нем самом: Борис Самойлович Вайнштейн привык оперировать экономической целесообразностью, проектами и цифрами, не видя за ними живых людей, исковерканных жизней, страданий, смерти.

На Вайнштейна обрушились как на восхвалителя палача и рабского труда: слушать статистические и экономические выкладки ни у кого не было ни времени, ни желания. Но характерен и факт: Вайнштейн не побоялся поделиться своими соображениями в то время, когда упоминание имени Берии даже в нейтральном смысле вызывало резкую отповедь.

Он был женат первым браком на дирижере Веронике Дударовой (1916–2009), дожившей до преклонного возраста. Говорил в шутку о сыне: «Ну какие дети могут родиться от брака еврея и осетинки!..»

Этот брак распался, он женился во второй раз, новая жена была моложе его на четверть века. Борис Самойлович Вайнштейн умер в 1993 году, ему было 86 лет. На похоронах старый профессор, хорошо знавший его, сказал: «Живи Борис Самойлович в другой стране, он мог бы стать руководителем государства».

Фактически всю свою жизнь он прожил при советской власти и непросто сказать, кем мог бы стать человек его формата и способностей, родись он в Вене, Лондоне или Нью-Йорке.

В чем-то судьба Вайнштейна схожа с судьбой много лет стоявшего во главе шахмат в Советском Союзе Виктора Батуринского. Оба евреи, оба родом из Одессы, всю сознательную жизнь они прожили в Москве.

Оба – полковники МВД, у которых навсегда сохранилось мышление, сформированное долгой службой в организации, стоявшей вне и выше законов.

Безоговорочно приняв условия игры, преданные защитники власти, они исполняли роль ученых евреев при губернаторе. Но если Батуринский прямо говорил об этом, Вайнштейн, очевидно, претендовал на большее. Оба достигли преклонного возраста и явились свидетелями развала государства, которому преданно служили всю жизнь.

У Бориса Самойловича Вайнштейна было много увлечений, но шахматы всегда оставались главной страстью. Любил переигрывать партии старых мастеров, анализировать, размышлять. Блицу предпочитал легкие партии, во время которых нередко обменивался с соперником мнениями, подбадривал его, а то и давал советы.

То же самое делал впоследствии и Давид Бронштейн. Правда, он был лишен возможности поговорить с партнером во время турнирной партии, зато компенсировал это после игры.

Душу Бронштейн отводил перед сеансами одновременной игры. Мог долго излагать, какой тактики будет придерживаться, объяснял, что необходимо следить за его приближающимися к королю фигурами, рекомендовал в трудных ситуациях спросить совет у него самого.

Сея у участников сеанса, без сомнения, еще больший страх перед гроссмейстером, чем если бы не предварял игровой процесс доброжелательным, как ему казалось, напутствием.

Еще в тридцатых годах Борис Самойлович Вайнштейн начал регулярно писать на шахматные темы под псевдонимом Ферзьбери. Нельзя сказать, что заметки эти были чем-то из ряда вон выходящим, но на фоне однообразной советской жвачки статьи Ферзьбери выделялись стилем и мыслями, отличными от общепринятых.