Грустно начавшийся вечер продолжился искрометным весельем и танцами.
– За наш мальчишник!
– Без баб!
– Даешь мужскую силу!
– Ура! Даешь пресс!
– Даешь идеальное тело!
– Трицепс! Бицепс! Трапециевидную мышцу!
Танцующие мужчины выкрикивали счастливые фразы.
– Мужики, нам же хорошо! Нам очень хорошо всем вместе! – Они дружно обхватили друг друга в плечевой круг и вначале нестройно, затем все лучше и лучше понеслись в греческом танце сиртаки. – Давайте не расставаться! Давайте спишемся в сетях!
– Мужики, это наше спасение, что мы здесь оказались запертыми на сто дней!
– Не-е-е-ет! Мне надо на гастроли! Мужики, меня группа не поймет! Я, конечно, вас всех люблю! Поймите, я живу только с концертов, гастролей! – пытался сопротивляться музыкант.
Все четверо с упрямством и остервенением очерчивали круг в танце – это был их древний, корневой, мужской ритуал. Их ритуал охотника, добытчика, дикого зверя, запертого в теле современного мужчины!
– Не отставай, не отставай от коллектива, музыкант! – Политик подгонял движения музыканта в круге.
Они ухали и крякали, крякали и ухали и продолжали танцевать этот вечный мужской танец, знакомый только им: на уровне инстинкта, на уровне подсознания, который наконец вырвался вдали от баб, цивилизации, мегаполиса.
Воздух в помещении галереи звенел, гудел и трясся от напряжения их мускулов, сердец, яиц, позвоночников, голов, черных густых волос, пота, их грубого низкого баса и тенора, их мужской мочи.
– Э-эй! Кому-то надо в туалет! – выкрикнул трансгендер.
– Это я! Ребята, это я виноват! – Философ побежал за угол.
Постепенно, где-то через один час непрерывного остервенелого танца одиночества истинных мужчин, круг распался.
И уже лежа на диване, трансгендер изрек:
– А давайте создадим наш клуб – клуб Четырех одиноких сердец!
Но его прервал музыкант:
– …Я не согласен. У меня есть женщина, и потом – этот клуб уже был у «Beatles», – очень тихо проговорил он.
– Да иди ты к черту, музыкант! Давай, Аполлон, жги! – подбодрил трансгендера политик. – Как ты его назовешь? – И затаил дыхание.
– Назовем его мы. И звучать он будет так…
– Союз Четырех?
– Не-е-ет.
– Земля Аполлона?
– Греческий сувенир! – победоносно изрек трансгендер.
– Браво! Ну ты молоток, четкий мужик! – восхитился политик.
– Что-то, что-то без меня тут решили, – ворвался в комнату философ.
– Пока ты был в комнате задумчивости целых три часа, мы придумали название нашему объединению – «Греческий сувенир»! – ответил посерьезневший музыкант.
– О! Как замечательно! «Греческий сувенир»! Так ведь это в традиции всех поэтических и рыцарских орденов. Очень хорошо! Давайте я сейчас сяду и напишу устав нашего Ордена!
– Ордена?! – задал вопрос удивленный трансгендер.
– Ну, конечно, у нас все будет по-взрослому! Перестаньте, это все очень просто! Пишем:
Двадцать второе апреля. Год две тысячи двадцать второй.
Место: проставим по требованию. Состав участников:
1. Аполлон.
2. Музыкант.
3. Политик.
4. Философ.
Постановляем на общем собрании, что количество участников неизменно отныне и во веки веков.
Основная задача нашего Ордена:
– преумножение стройных мужских тел,
– изгнание жира из пресса,
– строительство элегантных мускулатурных созвездий на наших телах,
– развитие умственных, волевых качеств.
– Ну вот. Так кратенько, – закончил писать философ.
– Давай мне бумагу, я подпишу. Я все-таки и политик, и сенатор. Печать всегда с собой таскаю, – и он дохнул на печать и отжал оттиск на бумагу.
– Послушайте, а как же с бабами? Ведь я женат, – испуганно проговорил музыкант.
– Что указано в уставе нашего ордена, то и есть на деле! Ничего иного не возбраняется, если не указано в уставе. Стало быть, можешь делать все, что захочешь. Самое главное – преумножить красоту своего единственного, несравненного мужского тела!
– А… Теперь понял, – поблагодарил музыкант. – Слушайте, а мы не на импульсе это делаем? Ну, в смысле, мы не упоролись?
– Это с виски… двадцатилетнего? – ответил трансгендер.
– А у меня зеленый чай! – радостно хлопнул философ.
– А у меня… водка! – крикнул политик.
– А ты что налил себе, музыкант, а?!
– Тебе-то не все равно? Виски, виски, на-на, понюхай! Народный избранник! – смеясь, поднес стакан с алкоголем к носу политика музыкант.
– Это что ты слушаешь, а? Дай послушать, – попросил его политик.
– Это – Nigel Stanford! Ну, вам это не понять, – высокомерно поставил точку музыкант.
– Слушай, музыкант, а ты чего такой высокомерный?.. Не понять… А ты дай послушать – я не глухой, и Брайана Ино вашего слушал! – обиженно-агрессивно произнес политик. – Знаю я вас, музыкантов, этакие аристократы! Больше других понимают в своем деле… Ну и понимай! Никто твоего аристократического понимания не отбирает! Вечно на пафосе, как бабы! – Политик встал и отошел от музыканта.
– Уважаемые, не ссорьтесь! Нас объединяет одно мощное и сильное чувство…
– …Которое мы должны суметь распределить на целых сто дней, – съязвил музыкант. – А мне надо на репетицию! У меня гастроли!