Давайте все убьем Констанцию

– Калифия! Бог мой! А мы сегодня пытались ей позвонить. Где она сейчас?

– То же самое хотела знать и Раттиган. Как раз Калифия предсказала, что нам предопределено вступить в брак, но о крушении умолчала. Вот Раттиган и взяла меня за жабры, устроила пир на весь мир с дрянным шампанским, и все из-за Калифии. Явилась сегодня и кричит в конец газетного туннеля: «Где, черт побери, она живет, ты должен знать!» «Я не виноват! – ору я в ее конец. – Давай, Констанция! Калифия погубила нас обоих. Иди убей ее раз, потом другой. Калифию!»

Выдохшись, мумия упала обратно, на подушку.

– Таковы были ваши слова, – напомнил я. – Сегодня в полдень?

– Около того, – вздохнул старик. – Я послал Раттиган по следу. Надеюсь, найдет проклятую астрологиню и… – Речь его стала невнятной. – А еще «Малломаров»?

Я положил печенье ему на язык. Оно растаяло. Старик зачастил:

– Глядя на меня, кому придет в голову, что у этого чуда-юда без костей лежит в банке полмиллиона. Можете убедиться. Вдыхал жизнь в уолл-стритовские ценные бумаги, которые не померли, а просто впали в спячку. С сорок первого года, через все Хиросимы, Эниветоки[15] и Никсонов. Прикуплю-ка, думаю, «Ай-би-эм», прикуплю-ка «Белл». И вот заработал себе на хоромы с видом на Лос-Анджелес, удобства, правда, на улице, и «Глендейл маркет» за немалые деньги гоняет ко мне наверх парнишку со «Спамом»[16], чили в жестянках и водой в бутылках! Жизнь Райли[17]! Ну что, ребята, достаточно порылись в моем прошлом?

– Почти.

– Раттиган, Раттиган, – продолжал старик. – Клики, шквал аплодисментов – бывало, бывало. В этих газетах ее время от времени поминали. Возьмите по газете в верхушке каждой стопки – четыре справа, шесть слева, все они разные. Наследила на дороге в Марракеш. Сегодня вернулась подчистить за собой.

– Вы в самом деле ее видели?

– Не было надобности. От этого крика Румпельштильцхен разорвался бы пополам[18], а потом склеился заново.

– Ей нужен был только адрес Калифии и больше ничего?

– И те газеты! Забирай себе и подавись. Это был долгий развод, без конца.

– Можно взять? – Я поднял приглашение.

– Хоть дюжину! Не пришел никто, кроме ее одноразовых приятелей. Она все комкала приглашения и разбрасывала. Говорила: «Всегда можно заказать еще». Забирайте карточки. Утаскивайте газеты. Как, вы сказали, вас зовут?

– Я не говорил.

– Слава богу! На выход! – заключил Кларенс Раттиган.

Мы с Крамли осторожно двинулись меж башен лабиринта, позаимствовали из восьми штабелей экземпляры восьми разных газет и уже собрались выйти в дверь, но тут дорогу нам преградил малыш, нагруженный коробкой.

– Что принес? – спросил я.

– Бакалею.

– В основном выпивку?

– Бакалею, – повторил мальчик. – Он там еще?

– Не возвращайтесь! – донесся из глубин газетного лабиринта голос фараона Тута. – Меня не будет дома!

– Ага, он там, – сделал вывод мальчик, заметно побледнев.

– Три пожара и одно землетрясение! Будет еще одно! Я его чую! – Голос мумии постепенно затих.

Малец поднял глаза на нас.

– Тебе разбираться. – Я отступил.

– Не двигаться, не дышать. – Мальчик перенес через порог одну ногу.

Мы с Крамли не двигались и не дышали.

И он скрылся.

Глава 11

Крамли умудрился развернуть свой драндулет и направить его вниз по склону, не свалившись при этом с обрыва. По дороге глаза у меня наполнились слезами.

– Молчи. – Крамли избегал на меня глядеть. – Не хочу это слышать.

Я сглотнул.

– Три пожара и одно землетрясение. И еще одно приближается!

– Ну хватит! – Крамли въехал по тормозам. – Оставь свои мысли при себе. Новое землетрясение точно на носу: Раттиган! От нас только клочья останутся! Выходи давай, и ножками!

– Я боюсь высоты.

– Ладно! Придержи язык!

Черт-те сколько лиг мы ехали молча. На улице, в окружении машин, я начал одну за другой просматривать газеты.

– Проклятье, – выругался я. – Не понимаю, почему он указал нам именно эти?

– Что ты видишь?

– Ничего. Голый нуль.

– Дай мне. – Крамли схватил газету и стал изучать ее одним глазом, другим следя за дорогой. Начал накрапывать дождь.

– «Эмили Старр, смерть в двадцать пять лет[19]», – прочитал он.

Машину стало сносить, и я крикнул:

– Осторожней!

Крамли просмотрел следующую газету:

– «Коринн Келли разводится с фон Штернбергом[20]».

Он забросил газету за спину.

– «Ребекка Стэндиш помещена в больницу. Быстро угасает».

Газета последовала за предыдущей.

– «Женевьев Карлос выходит замуж за сына Голдвина[21]». Да?

Под стук дождя я протянул ему еще три газеты. Все они полетели на заднее сиденье.

– А ведь он уверял, что не спятил. Как же?

Я перетасовал газеты.

– Мы что-то пропускаем. Не стал бы он за здорово живешь их держать.

– Разве? Яблочко к яблочку, свояк свояка, психи тоже кучкуются.

– С чего бы это Констанция… – Я замолчал. – Погоди.

– Гожу. – Крамли стиснул руль.

– Внутри, страница светской хроники. Большая фотография. Констанция, боже мой, моложе на двадцать лет, и мумия, наш давешний знакомец, но молодой, не иссохший и собой приятный, их венчание, с одной стороны Марти Кребс, помощник Луиса Б. Майера[22], а с другой – Карлотта Ц. Калифия, известный астролог!