Давайте все убьем Констанцию

– Было! – Голос доносился издалека, из глубины газетного туннеля. Мумия. – Газеты тряхнуло! Еще немного, и из меня бы вышла лепешка!

– Кто там? – крикнул я. – Где вы запрятались?

– Знатный лабиринт, а? – веселилась мумия. – Моя работа. Экстренные утренние выпуски, последние вечерние, отчеты о скачках, воскресные комиксы, всего не перечислить! За сорок лет! Музейная библиотека новостей, негодных для печати. Идите дальше! Сверните налево. Я где-то здесь!

– Идите! – тяжело дыша, бросил Крамли. – Да тут негде воздуху глотнуть!

– Правильно, давайте сюда! – звал гнусавый голос. – Почти дошли. Держитесь левой руки. Не вздумайте курить! Отсюда поди выберись при пожаре – настоящая ловушка из заголовков: «Гитлер приходит к власти», «Муссолини бомбит Эфиопию», «Умер Рузвельт», «Черчилль выстраивает железный занавес» – здорово, а?

Завернув за последний угол среди высоких столбов печатной продукции, мы обнаружили в этом лесу поляну.

В дальнем ее конце виднелась походная кровать. То, что на ней лежало, можно было сравнить с длинной вяленой тушей или с встающей из земли мумией. Резкий запах бил в ноздри. Не мертвый, подумал я, и не живой.

Я медленно приблизился к койке, Крамли шел сзади. Стало понятно, что это за запах. Не мертвечины, а грязи, немытого тела.

Груда тряпья зашевелилась. Края древних одеял на ней напоминали следы прибоя на отмели. Меж сморщенных век проглядывал крохотный проблеск.

– Простите, что не встаю. – Сморщенный рот дрогнул. – У хрыча с Хай-Лоу-стрит сорок лет как не стоит. – Едва не захлебнувшись смехом, рот закашлялся. – Нет, нет, я здоров, – прошептал он. Голова упала назад. – Какого дьявола вас так долго не было?

– То есть?..

– Я вас ждал! – воскликнула мумия. – Какой сейчас год? Тридцать второй? Сорок шестой? Пятидесятый?

– Уже теплее.

– Шестидесятый. Ну что?

– В яблочко, – кивнул Крамли.

– Я не совсем спятил. – Иссохший рот старика дрогнул. – Вы принесли мне еду?

– Еду?

– Нет, нет, не может быть. Еду таскал парнишка, собачьи консервы, жестянку за жестянкой, а то бы вся эта Граб-стрит[10] обвалилась. Вы ведь не он… или он?

Мы обернулись и помотали головами.

– Как вам мой пентхаус? Первоначальное значение: место, где держали пентюхов, пока они окончательно рехнутся. Мы приписали ему другое значение и подняли квартплату. О чем бишь я? А, да. Как вам эти хоромы?

– Читальня Общества христианской науки[11], – отозвался Крамли.

– Треклятое пристрастие, – проговорил Рамзес II. – С тысяча девятьсот двадцать пятого года. Остановиться не смог. Руки загребущие, то есть загребущие не особенно, а вот выпускать не любят. Все началось в тот день, когда я забыл выбросить утренние газеты. Дальше скопилась подборка за неделю, и пошла в рост гора макулатуры: «Трибьюн», «Таймс», «Дейли ньюс». Справа от вас тридцать девятый год. Слева – сороковой. Второй штабель сзади – весь из сорок первого!

– Что бывает, если вам понадобится какой-нибудь номер, а на него навалено фута четыре?

– Стараюсь об этом не думать. Назовите дату.

– Девятое апреля тридцать седьмого года, – слетело у меня с языка.

– Какого черта? – одернул меня Крамли.

– Не трогайте парнишку, – шепнул старик под пыльным одеялом. – Джин Харлоу[12], умерла в двадцать шесть лет. Уремическое отравление. Панихида завтра. Лесная Лужайка. Похороны сопровождает дуэт – Нельсон Эдди, Джанетт Макдональд[13].

– Бог мой! – вырвалось у меня.

– Варит котелок, а? Еще!

– Третье мая сорок второго года, – ляпнул я наобум.

– Погибла Кэрол Ломбард. Авиакатастрофа. Гейбл рыдает[14].

Крамли обернулся ко мне.

– Это все, что тебе известно? Звезды забытого кино?

– Не цепляйтесь к парнишке, – проговорил старческий голос шестью футами ниже. – Что вы здесь делаете?

– Мы пришли… – начал Крамли.

– Нам нужно… – начал я.

– Стоп. – Старика закружила пыльная буря мыслей. – Вы – продолжение!

– Продолжение?

– В последний раз, когда на гору Лоу взбирался самоубийца, чтобы кинуться вниз, ему это не удалось, он спустился на своих ногах, внизу его сшиб автомобиль, и благодаря этому у него есть теперь на что жить. Последний случай, когда здесь действительно кто-то побывал, пришелся… на сегодняшний полдень!

– Сегодняшний?!

– Почему бы и нет? Почему бы не навестить старого, утонувшего в пыли калеку, с тридцать второго года забывшего о женских ласках. Да, незадолго до вас здесь побывал кое-кто, кричал в туннеле из плохих новостей. Помните сказку про мельницу, варившую овсянку? Скажешь «вари», и из нее польется горячая каша. Парнишка ее запустил. А как остановить, не знал. Проклятая овсянка затопила весь город. Идешь куда-нибудь – проедай себе дорогу. А у меня вот полно газет, а овсянки кот наплакал. О чем бишь я?

– Кто-то у вас кричал…

– Из коридора между лондонской «Таймс» и «Фигаро»? Ага. Женщина, ревела как мул. Я даже описался. Грозилась обрушить мои штабеля. Лягнуть один – и конец, визжала она, обвалится твоя треклятая постройка и раздавит тебя в лепешку!

– На мой взгляд, землетрясение…