– Это я знаю, мать, – дальше-то что? – с нетерпением воскликнул с заднего плана Кузька.
– А дальше… дальше то, что бывают в жизни моей отдельные моменты, когда я думаю не только о тебе… эх, зачем я вру – когда я думаю не о тебе… опять вру – когда я не думаю о тебе!
– О ком же ты думаешь? – строго призвал ее к ответу Кузька.
– Да в том-то и дело, что не «о ком»… а «о чем». Я думаю об этой долбаной Абсолютно Правильной Окружности, а не о тебе, Кузька! Но скажу в свое оправдание: это
– Стыдно, мать! – с горечью отозвался Кузька. – Стыдно и… противно. Тут практически весь Вышний Волочёк уверен в том, что мысль об Абсолютно Правильной Окружности из спичек ни на мгновение не покидает твоего просветленного сознания… а ты вóт как о ней: дол-ба-на-я! Не поймет тебя весь Вышний Волочек, мать… не поймет.
– Да наплевать мне на весь Вышний Волочек! – крикнула в направлении Вышнего Волочка Кузькина мать. – Мне важно, чтоб ты, ты один…
– Грех плевать в родное гнездо, и нет этому прощения! – бескомпромиссно произнес Кузька. – Тебе, мать, дорого придется заплатить за это.
– Чем же заплачу я, Кузька? Кровью? – В голосе Кузькиной матери звучала готовность номер один.
– Хуже! – злорадно ответил Кузька и торжественно произнес: – Ты мне больше не мать!
– А кто тебе теперь мать? – машинально спросила Кузькина мать, не желая, чтобы сын оставался сиротой.
– Мать мне теперь та женщина, которая до тебя говорила! И которая сказала, что построение Абсолютно Правильной Окружности из спичек для нее дороже всего под этим небом… а ты еще, как дура, спросила: «Под каким “под этим” – под вот этим вот?» Прости, что я называю тебя «дура»: я никогда бы не позволил себе такого в адрес моей матери, но, как сказано, ты мне больше не мать! Конец связи.
Сколько Кузькина мать после этого ни обращалась к заднему плану, оттуда не раздавалось ни звука – что, кстати, странно, ибо там должен был бы находиться, по крайней мере, автор настоящего художественного произведения… впрочем, может быть, конечно, он и отлучился. (Как тебе, любезный читатель, такая вот поистине кружевная модальность:
– Держите себя в руках, проекция, а то лоб о камни расшибете! – сделал замечание Кузькиной матери Ближний.
– Нет,
– Вы… какого сословия? – рафинированным, как сахар, голосом неожиданно спросил Ближний Кузькину мать.
– Мещанского, – ответила та.
– Мещанка, значит… – вздохнул Ближний. И неизвестно к чему добавил: – Ну-ну.
– Что ж, – не слушая его, кипятилась проекция, – мы теперь Марту «Кузькина мать» называть должны? А меня тогда
– Ну уж нет, – белугой, а также белухой взревел автор настоящего художественного произведения, – Мартой Вас тут никогда называть не будут!
– Но Марта же теперь вроде как Кузьке стала… ох, язык не поворачивается… матерью! Поганец Кузька…
– Не одному Кузьке она мать! – резонно возразил Ближний. – Она еще Татьяне и Ольге мать.
– Вот стерва! – совсем потеряла контроль над собой Бывшая Кузькина мать и, упав замертво, зарыдала.
– Убрать ее из структуры литературного целого? – предупредительным шепотом спросил у Марты автор настоящего художественного произведения. – Она тут без Кузьки, действительно, и не нужна больше – непонятно даже, как ее называть…
Марта ответила холодно:
– У нее, – тут она кивнула в сторону Бывшей Кузькиной матери, – только что отняли самое дорогое в мире – ее дитя. Вот она и ведет себя… как ведет. Вы сначала выбиваете у героя почву из-под ног, а потом удивляетесь, почему он падает!
Автор настоящего художественного произведения
Между тем Марта направила на лежавшую замертво Бывшую Кузькину мать пучок внутреннего света – соблюдая, кстати, осторожность, ибо рентгеновские лучи при неумеренном использовании, как известно, способны привести к лучевой болезни. Складки на лице Бывшей Кузькиной матери начали разглаживаться…