Давай притворимся, что этого не было

Звук был такой, будто кто-то прислонился к двери снаружи и барабанит по ней костяшками пальцев, и я была такая вся типа: «Господи, я же не закрыла дверь в туалет на щеколду», а потом подумала: «Погодите, а с какой стати мне вообще закрывать дверь на щеколду, раз я дома одна?» Сначала я решила, что это убийца или насильник, но тут же подумала, что если это и насильник, то его ждет огромное разочарование. А потом я подумала, что с моей стороны странно даже просто прикрывать дверь в туалет, раз я дома одна, – впрочем, как мне кажется, дверь в туалет вообще никогда нельзя оставлять открытой нараспашку, потому что именно с этого и начинается развал общества. Потом я снова услышала потенциального насильника и специально закашляла на тот случай, если это был грабитель, решивший, будто дома никого нет. Кашель, как я рассчитывала, должен был дать ему понять, что пора уходить, хотя, пожалуй, остальные доносившиеся из туалета звуки были куда более устрашающими, чем какой-то там кашель. Как бы там ни было, я старалась быть вежливой, ведь я же леди.

И вот тут кто-то просунул мне под дверь записку.

И я таращилась на нее, недоумевая, потому что – ну правда, какого хрена? Я была в таком сильном замешательстве, что даже не испугалась. Я попыталась дотянуться до записки (это был маленький белый клочок бумаги) ногой, но у меня ничего не вышло, так что я просто закричала слабеющим голосом: «Кто это? Вы… что, только что просунули мне записку?», но мне никто не ответил, и тут меня уже начало трясти от страха, и я мысленно поблагодарила Бога за то, что принесла с собой в туалет телефон на случай, если мне нужно будет позвонить в «Скорую» и сообщить о случае передоза слабительным.

Я схватила телефон, чтобы вызвать полицию, но потом представила, что они подумают, когда я скажу, что звоню из туалета, что у меня случился передоз слабительного и что потенциальный насильник молча просовывает мне под дверь записки.

А потом я подумала, до чего было бы странно, если бы в записке оказалось написано что-нибудь вроде: «Я тебе нравлюсь? Обведи кружком да или нет», и я, наверное, рассмеялась бы, если бы меня так не напрягала вся эта история со слабительным и насильником. Тут из-под двери выглянула еще одна записка, и я поняла, что никакая на самом деле это не записка, а всего лишь обертка от пластыря, и тогда до меня дошло, что я, видимо, имею дело с каким-то психопатом, потому что с какой стати человеку просовывать мне под дверь обертку от пластыря, если он не конченый псих?

Тогда я закричала:

– Я ЗВОНЮ В ПОЛИЦИЮ! А ЕЩЕ У МЕНЯ ПОНОС! От… СПИДа! – я решила, что так отобью у насильника всякую охоту. Я не была точно уверена, вызывает ли СПИД понос, но решила, что это звучит правдоподобно. Тут за дверью стало совсем тихо, а потом обертка от пластыря внезапно исчезла, и я была такая вся: «Какого черта?» Потом обертка снова показалась под дверью, только на этот раз я увидела, что проталкивает ее гребаная кошачья лапа, – и тут до меня дошло, что это кот перевернул мою сумочку и теперь просовывает под дверь всякие рецепты и прочий мусор, который оттуда вывалился. После этого я прикончила своего кота, но только мысленно.

Я решила обо всем случившемся написать, но писать мне было не на чем, поэтому я закричала:

– Поузи, подкинь бумажку поближе!

Но он не послушался, потому что он мудак. А еще он кот, так что с английским у него плохо. В результате мне пришлось написать все это на туалетной бумаге помадой (но только ключевые слова, а не прямо уж все, потому что это было бы нелепо). После этого я прочитала небольшую молитву, поблагодарив Бога за то, что спас меня от нападения насильника, а также за то, что мне не пришлось объяснять водителям «Скорой», что я случайно перепутала собственного кота с насильником после преднамеренной передозировки слабительным, целью которой было повышение эффективности моих антидепрессантов. Главным образом я радовалась потому, что как раз такими примерно историями из года в год запугивают новичков на «Скорой». Тут я снова вспомнила про ту девочку из школы, которой удаляли какашки хирургическим путем, и подумала, что по сравнению с ее историей моя, пожалуй, не такая уж и странная.

Только вот Виктору, когда тот вернулся домой, я обо всем в подробностях рассказала (потому что ну как можно не поделиться такой охренительной историей?), а он обозлился по поводу слабительного и стал говорить, что «меня нельзя оставлять дома одну без присмотра», а я такая ему вся: