Давай притворимся, что этого не было

Виктор сказал, что полностью бы со мной согласился, если бы чупакабра не была всего лишь маленьким олененком. Это обескураживало. Не только то, что рядом с нашим домом, как оказалось, водятся прекрасно притворяющиеся оленями чупакабры,[37] но и то, что могил мы так и не нашли. Вдобавок мне теперь еще и захотелось чебурек, а в радиусе шестидесяти километров они нигде не продавались. Как ни посмотри, это был полный провал, но я решила утешить Виктора и напомнила ему, что у нас, по крайней мере, нет коз, из которых чупакабра могла бы высосать кровь. Тогда Виктор попросил меня замолчать и сказал (как потом стало ясно, в первый раз из тысячи), что мы сделали огромную ошибку, переехав в деревню.

Я встала на защиту нашего нового городка и принялась уверять Виктора, что нам только нужно привыкнуть, – но он был прав. Нам это было явно не по зубам, а дизентерия и желтая лихорадка были, как мне казалось, всего лишь вопросом времени. Впрочем, пока мы могли расслабиться и успокаивать себя мыслью, что с помощью этого переезда умудрились обдурить смерть… И теперь конец наступит не от того, что мы с Виктором, не выдержав рабочего стресса, прирежем друг друга, а от того, вероятнее всего, что, выйдя за порог дома, мы не совладаем со здешней неизведанной глушью (ну или зомби-чупакабры). Мы с Виктором утешались тем, что наши кабинеты теперь достаточно далеко, чтобы уберечь друг от друга, – и все же продолжали тревожиться.

И, как оказалось, не зря.

Честно говоря, даже не знаю, откуда у меня это мачете: трагикомедия в трех частях днях

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ:

День, когда умер Барнаби Джонс Пиклз, был крайне тяжелым.

Мы все еще привыкали к новому дому и планировали оградить задний двор, чтобы не пускать Барнаби Джонса наружу, а скорпионов – внутрь. Пока ограды не было, мы позволяли ему носиться большую часть дня по дому и терроризировать котов, а затем выпускали гулять на длиннющем поводке, который привязывали к перилам крыльца, чтобы Барнаби Джонс мог свободно бегать по лужайке за домом. Вместе с тем отпускать собаку на задний двор, пускай и ненадолго, – рискованное предприятие, а в деревне, как оказалось, еще и крайне опасное.

Учитесь на моих ошибках, люди.

Я убедила себя, что с ним все будет в порядке, к тому же он всегда сможет отдохнуть на крытом крыльце, где непрерывно работают несколько потолочных вентиляторов, или пойти освежиться к садовому спринклеру. Я была уверена, что ему ничего не угрожает, кроме него самого. Он вовсю резвился, а я наблюдала за ним из окна гостиной. Стоило мне отвести взгляд на две минуты, а потом снова посмотреть в окно, обнаруживалось, что за это время он каким-то образом умудрился сплести огромную паутину из собственного поводка и всех без исключения стульев, стоящих на крыльце. Он смотрел на меня, слегка наклонив свою собачью голову, словно говорил: «Что за хрень сейчас случилась?» Я скрупулезно распутывала его и выставляла стулья перед домом, но вернувшись, обнаруживала, что он уже привязан к решетке барбекю, а на морде у него точно такое же выражение.

Я начала подозревать, что в прошлой жизни он был маленьким и не очень-то дельным пиратом, который в самые неподходящие моменты случайно привязывал себя к мачте. Так и представляю, как капитан, пробудившись от послеобеденного сна и увидев, что пират Барнаби Джонс привязал себя к штурвалу корабля, потому что принял стаю птиц впереди за надвигающийся ураган, смотрел на него с точно такими же жалостью и разочарованием. Я в точности знаю, что чувствовал тот капитан – он вздыхал и на протяжении следующего получаса развязывал узлы на веревках, а Барнаби Джонс мешал, вылизывая ему лицо. Ну, во всяком случае, именно так делал Барнаби Джонс каждый раз, когда я распутывала его поводок. Подозреваю, что пират Барнаби Джонс делал точно так же. Среди пиратов было не так уж много девушек, и я не собираюсь осуждать их за то, что они друг друга вылизывали.

Я всеми руками за вылизывание друг друга людьми одного пола, а также я за пиратов. Если не считать насилия и грабежей. Я против насилия и грабежей.

Я за деревянные ноги и крюки. Полагаю, это означает, что в отношении пиратов я агностик.