Давай поиграем, дракон!

Сестру, неисправимо идеальную, раздражающе, до зубовного скрежета правильную, младшую, испуганную, всегда прибегающую за помощью именно к ней, к Пижме? Кого ей останется просить оттаскать за волосы нерадивого муженька, снова оставившего половину зарплаты на посиделках с друзьями?

Или маму, которой Пижма никогда не умела, не хотела, не пыталась угодить?

Неужели она и правда думает об этом?!

— Да. И поэтому мы должны его остановить, — помедлив, кивнул Лео, глядя на неё с опаской.

— Мы сможем убить его?

— Богиня, надеюсь, что нет! Он же не убил нас. Лишь закинул сюда, чтобы не помешали. Полагаю, у председателя ещё осталось немного чести…

— Ты неисправим, — агент хотела хлопнуть себя по лбу, но пожалела и без того больную голову, поэтому выделила щелбан Лео. — Что будем делать? Покричим? Поторопим Ленору? Она может позвать подмогу?

— Боюсь, нас завалит прежде, чем докричимся. У меня есть мысль получше, — Лео повернулся к ней и зажмурился. — Ударь меня.

Не дожидаясь объяснений, Пижма влепила подзатыльник.

— Хорошо, а зачем? — спросила она, сжимая в кулак вторую руку.

Леонард удивлённо почесал затылок:

— Не ожидал, что ты согласишься так сразу. Я тут заметил одну закономерность. Не говори, что ты не обратила внимания.

— Не обратила внимания на что?

— На то, что, когда ты меня злишь, я превращаюсь в дракона. Если у меня получится, я смогу вылететь и…

— Притвориться маленькой птичкой?

— По крайней мере, предупредить маму, чтобы она успела защитить Древо. Ну же! Наори на меня… Только шёпотом. Ударь. Скажи что-нибудь возмутительное, что ты обычно говоришь.

— У меня есть идея получше.

Ну же, Пижма! Это не так сложно! Проклятье, это в разы сложнее, чем драться или бежать кросс. Это сложнее, чем всё, что она когда-либо делала.

Девушка закрыла глаза и позволила себе, наконец, сделать то, о чём мечтала так давно, что и стыдно признаться: она прижалась к нему всем телом, глубоко вдыхая запах ромашки, запуталась пальцами в волосах, прижалась носом к его щеке и шепнула:

— У тебя всё получится…

Она не успела толком поцеловать, лишь неловко мазнула губами по его лицу, чувствуя, что кожа на щеках почему-то вдруг перестала быть мягкой и гладкой.

Наверное, это было больно. Агент точно слышала, как трещали кости, как лопалась кожа там, где одна за другой проклёвывались чешуйки, как натянутой струной звенели мышцы там, где ноги превращались в лапы, вырастая, грубея…

Вырастая?!

Девушка отскочила назад как раз вовремя.

Леонард, тяжело дыша, то и дело выпуская изо рта дым вместо воздуха, увеличивался в размерах.

Чешуя, переливающаяся алым, когти, каждый из которых подошёл бы для изготовления рога изобилия, огромная пасть, явно не красоты ради забитая клыками… И удивлённые, огромные, светлые глаза Леонарда.

Наверное, он не был столь же огромен и зол, сколь Ювеналий. Но это был её Дракон, настоящий, огнедышащий, пусть и немного наивный. Пижма с разбегу забралась к нему на спину:

— Ты же не надеешься, что я отпущу тебя одного?

Он выпорхнул из пещеры сгустком алого света, ярким солнцем среди затянутого тучами неба.

— Йу-у-у-у-уху-у-у-у! — проорала агент, демонстрируя всем, кто не верил в её дракона, средний палец: пусть им уже и не видно, зато ей легче. — Выкусите-е-е-е!

Ветру полагалось бы свистеть в ушах, но они были быстрее ветра. Пижма прижималась к горячей шее своего монстра, не решаясь открыть глаза, чувствуя лишь, что становится всё холоднее, что пальцы и ноги, вцепившиеся в дракона, давно сводило бы от холода, если бы он не грел её пылающим где-то под бронёй огнём.

Ребёнком она каталась на каруселях. На тех самых, которые пулей взлетали кверху, на многие метры, а потом раскручивались так быстро, что глаза начинали слезиться от скорости, а не от страха. Она никогда не могла заставить себя посмотреть вниз. Лишь однажды перестала жмуриться, но сообразив, что карусель раскрутила кабинки параллельно земле, пообещала себе больше не поступать так опрометчиво. И никогда больше не садиться на подобные аттракционы.

Но на этот раз она была не одна.

Огромный, живой, жаркий, её Дракон ни за что не позволил бы ей упасть.

Пижма открыла глаза и задохнулась: небо, земля, ветер — всё перестало иметь значение. Она неслась сквозь облака, вдыхала чистую скорость, загребала ладонями клочья грозовых туч.

Где-то справа косыми струями падал дождь. Вниз? Вбок? Да какая разница?! Дракон обогнул тучу, лишь слегка задев и намочив огромное крыло, как и рука Лео, расцарапанное до крови. Они играли с молниями, уворачиваясь от электрических разрядов, поднимались выше — туда, где тучи уже не имели над ними власти, где светило умытое летнее солнце, и тут же, задыхаясь не то от высоты, не то от восторга, падали вниз.

— А-а-а-а-а! — она хотела сказать что-то вразумительное, что-то умное и красивое, как кружевная юбка, ушитое метафорами, но могла лишь кричать. От страха? От счастья? Или от того, что наконец-то была не одна?