Дашкова

Тетка Полянская писала брату Семену в Италию: «Она с ума сошла от радости и говорит только об этом. Она очень ветрена. После смерти своего отца ее муж стал очень богат; он обладатель 7 тыс. крестьян и многих сотен тысяч рублей». Вскоре выяснилось, что мать не готова отпустить Анастасию. В апреле в Венецию полетело следующее письмо об Анастасии: «Ипохондрия ее мужа усилилась. Она знает все это. Она говорит, что благодаря ей, он изменится, что его меланхолия пройдет… Но я сомневаюсь, что все это осуществится. Ее ослепляет тщеславие и эгоизм». Прошло почти два месяца, и в конце мая тетка сообщила о развязке: «Княгиня Дашкова уехала в Москву… а ее дочь вернется с мужем. По приезде в Москву она будет жить у мужа. Говорят, что он тронулся умом: говорит сам с собой, смеется, а потом становится задумчив и печален. Ей понадобится много мужества, чтобы выполнить свою миссию. Ее мать очень раздражена против нее; каждый день были нескончаемые сцены»{883}.

Эти сцены под пером княгини выглядят очень возвышенно: «Я не сочла себя в праве противиться ее решению, опираясь на свой материнский авторитет, но со слезами и с самой безграничной нежностью просила ее остаться со мной. От горя, граничащего с отчаянием, я заболела; зная расточительность своей дочери, я предвидела роковые последствия ее шага»{884}. Выяснение отношений привело к тому, что мать отказалась видеть Анастасию, хоть та и навещала ее. «Она обещала мне не оставаться в Петербурге, и жить либо с родными своего мужа, либо в имении». Очень трудный шаг для молодой дамы. «При такой ее жестокости и открытом неповиновении, – писала княгиня брату, – я совсем не уверена, что она не пойдет на то, чтобы позабавиться с риском или даже злым умыслом моими мучениями или даже смертью».

Значит, речь все-таки шла не об уговорах, а об отказе повиноваться. Княгиня грозила: «Я открою мое сердце Ее Величеству, и не сомневаюсь ни на минуту, что Ее Величество, видя мои мучения, посоветует ей сделать то, к чему обязывает ее долг дочери – уступить»{885}.

Примечательные слова. По закону, родитель мог формально пожаловаться на неповиновение ребенка, и того, в зависимости от тяжести содеянного, ждали монастырь или тюрьма. Однако, согласно букве закона, Анастасия уже не принадлежала матери. Ее нельзя было вернуть домой, и княгиня это понимала. Сам собой вставал вопрос о приданом, некогда не выплаченном Щербинину. Соглашаясь на раздел имущества, его покойный отец уверял, что серебро и прочие принадлежности, которые он дал сыну для путешествия, «остались в доме Катерины Романовны». Воронцов писал, что сестра готова все отдать: «Вещи сына вашего… находятся в Москве» и княгиня «прикажет дворецкому возвратить их», а если что-то затерялось или поломано, то «чтоб заплачено было за то деньгами»{886}.

Коль скоро Анастасия возвращалась к мужу, приданое предстояло выплатить. «Я очень расхворалась, – писала княгиня, – судороги и рвота причинили мне разрыв около пупка, и я вскоре так ослабела, что моя сестра и мадам Гамильтон боялись за мою жизнь. Я не узнавала улиц, когда меня возили кататься, и не помнила ничего, кроме горя, доставленного мне дочерью»{887}.

Состояние Дашковой очень показательно. Много позже Марта Уилмот будет сообщать, что княгиня буквально высасывала людей во время разговора, особенно детей: «Она как бы выжимает содержимое, энергично и весьма естественно, подобно тому как соковыжималка выжимает сок из овощей»{888}. Возможно, уход из ее дома энергичной, хотя и безалаберной дочери, в близком контакте с которой Екатерина Романовна прожила долгие годы, плохо подействовал на здоровье княгини. Она не так уж преувеличивала, написав брату 19 марта 1784 г.: «Ты бы за меня испугался».

Анастасии не удалось избавить Щербинина от меланхолии. Супруги оказались разными людьми. Некрасивая, но образованная и умная жена была светской дамой. Она не могла поладить с домоседом из медвежьего угла и называла его «дураком». Цепь семейных ссор увенчалась разъездом. К Анастасии должны были вернуться ее 80 тыс. рублей. Но деньги уже были потрачены. Поэтому Андрей Евдокимович подарил супруге одну из своих деревень – Чернявку в Курской губернии. Наконец, молодая женщина обзавелась недвижимым имуществом.