Дарвиния

Четырнадцать членов экспедиции, пирс в Джефферсонвилле, Европа. Передний план. Стоят: Престон Финч, Чарльз Кертис Хемпхилл, Эйвери Кек, Том Гиллвени, Кеннет Доннер, Пол Робертсон, Эмиль Свенсен; сидят на корточках: Том Комптон, Кристофер Такман, Эд Беттс, Уилсон В. Фарр, Мэрион (Диггс) Дигби, Реймонд Берк, Джон У. Салливан.

Задний план: военное судно «Вестон», корпус свинцово-серого цвета, бухта Дж-вилля, вода бирюзовая, небо ярко-голубое, пойменные болота Рейна на легком северном ветру, золотые, зеленые и дымчатые, 8 утра. Мы отчаливаем.

Вот так и началось путешествие (Гилфорду постоянно казалось, что все только начинается, начинается и начинается) под пронзительно-синим небом. Заросли паучьего тростника на болоте волновались на ветру, точно пшеница на поле. Гилфорд уложил свое снаряжение в крохотной каморке без окон, которую ему отвели, и поднялся на палубу, чтобы посмотреть, не изменился ли вид. К вечеру заболоченная местность по берегам уступила более сухим песчаным участкам, а растущие из соленой воды травы – густым кустам пагодника и полым стеблям органника, из которых ветер извлекал немелодичные пронзительные ноты, похожие на трели каллиопы. Когда отгорел неправдоподобно яркий закат, вся округа погрузилась в безбрежную непроглядную тьму. Слишком огромную, слишком пустую и слишком явственно отражающую бездушность Божьей машинерии.

Устроившись на ночь в гамаке, Гилфорд спал урывками, а проснувшись, обнаружил, что у него жар. Когда он поднялся, ноги отказались держать – палубные доски танцевали вальс, – а от запаха еды с камбуза тотчас замутило. К полудню он чувствовал себя настолько плохо, что позвал доктора, Уилсона Фарра, который диагностировал континентальную лихорадку.

– Я умру? – спросил Гилфорд.

– Возможно, вы постучитесь в эти двери, – сказал Фарр, щурясь на него сквозь линзы очков, которые были лишь самую малость шире, чем опояски сигар, – но я очень сомневаюсь, что вас примут.

Вечером, когда Салливан заглянул проведать Гилфорда, температура у того продолжала расти, а руки и ноги покрывала розовая эритема. Гилфорд с большим трудом мог сфокусировать на Салливане взгляд, а разговор непредсказуемо поворачивал то в одну, то в другую сторону, точно корабль без руля и ветрил. Пожилой ученый пытался развлечь больного теориями о дарвинианской жизни, о строении самых распространенных на континенте беспозвоночных.

В конце концов Салливан сказал:

– Вы явно утомились.

И это была чистая правда, Гилфорд ощущал себя невыразимо усталым.

– Но напоследок я подкину вам одну мысль, мистер Лоу. Как по-вашему, возможно ли, что чисто дарвинианский инфекционный агент, невероятный микроб, способен жить и размножаться в организме простого смертного вроде нас с вами? Не кажется ли вам это чем-то большим, нежели простое совпадение?

– Не могу ничего сказать, – пробормотал Гилфорд и отвернулся к стене.

На пике болезни ему снилось, что он солдат, обходящий по краю какое-то безвоздушное, запорошенное пылью поле боя. Единственный живой среди мертвых, ожидающий появления незримого врага, время от времени наклоняется, чтобы напиться тепловатой воды из лужи, откуда на него смотрит его собственное отражение, невыразимо древнее и полное тяжких тайн.

Сон перетек в долгую черную пустоту, из которой Гилфорда время от времени вырывали приступы тошноты. Но к понедельнику он пошел на поправку. Жар спал, и Гилфорд настолько воспрянул духом, что стал не только есть, но и досадовать на заключение в четырех стенах под палубой «Вестона», который уносил экспедицию все дальше вглубь континента. Фарр принес последнее издание «Геогнозии в эпоху Всемирного потопа и Ноеву эру» авторства Финча, и Гилфорд на время погрузился в чтение о нескольких эпохах в развитии Земли и о Всемирном потопе, внесшем свой вклад в катаклизмические преобразования земной коры, к примеру в формирование Большого каньона – если только, допускал Финч, эти черты не являются «более ранними творениями, которым Создатель придал видимость огромной древности».