А. Марков: «Некоторые люди регулярно совершают добрые поступки, по-видимому, абсолютно бескорыстно и искренне, без всяких эгоистических побуждений. У таких людей даже на бессознательном уровне, скорее всего, нет эгоистических мотиваций. Человек может быть добрым "до глубины души" в полном нейробиологическом смысле этого слова». Когда живешь в обществе, приходится общаться с другими его членами и поступаться какими-то своими интересами. Поступать так проще, когда это приятно; отбор мог поощрить тех, кому было приятно. Награду дарят те же «добрые вещества»: дофамин, окситоцин, вазопрессин.
Дофамин вырабатывается не только в момент, когда мы совершаем действия, но и тогда, когда мы предвкушаем или вспоминаем их. Поэтому он используется нашим мозгом для оценки действий и мотивации: вспомнили, как было приятно, когда поступили так-то, и впредь будем делать так, уже не задумываясь почему. Дарвин и об этом говорил: «Человек может предвидеть и оглядываться назад и сравнивать различные свои чувства, желания и воспоминания. И вот… он обнаруживает, что наивысшее удовлетворение он получает, если следует определенным импульсам, а именно — социальным инстинктам. Если он будет действовать на благо других, он будет получать одобрение со стороны своих ближних и приобретать любовь тех, с кем он живет… Постепенно для него станет невыносимым охотнее повиноваться чувственным страстям, нежели своим высшим импульсам, которые, когда они становятся привычными, почти могут быть названы инстинктивными… По временам его разум может подсказывать ему, что он должен действовать вразрез с мнением других людей, чье одобрение он в таком случае не заслужит, но он все же будет испытывать полное удовлетворение от сознания, что он следовал своему глубочайшему убеждению или совести».
Если быть добрым приятно и полезно, откуда в нас злоба, да такая, какой не знает большинство животных? Войны на уничтожение в животном мире — явление редкое. Оно характерно для ряда общественных насекомых, а среди позвоночных отмечено лишь у нескольких видов, да и то не до конца ясно, можно ли называть это войнами. Всему виной «добрые вещества»: большая злоба как оборотная сторона большой любви? Когда мужчинам вводили окситоцин, у них повышалась агрессивность только защитного типа, а не атакующего: едва «враг» переставал угрожать, как к нему пропадал интерес. Какую бы жестокость мы ни сделали, всегда найдем оправдание: защищали какие-нибудь «принципы». Некоторые люди в этой «отмазке» не нуждаются — социопаты, у них мозг работает по-особенному, но обычный человек, чтобы убить, убеждает себя и других, что кого-то защищал. Возможно, расстарались и другие «добрые вещества», даровавшие нам «упоение в бою». Это грустно. Было бы лучше, если бы оказалось, как предположил А. И. Фет, что когда-то у наших предков произошла конкретная генная мутация, повысившая агрессивность. В таком случае принял таблетку — выключил ген — перестал быть злым. Но в этой области нам еще много предстоит узнать.
По Дарвину, хотя «всякое животное, одаренное общественными инстинктами», должно приобрести нравственное чувство, теоретически на Земле могла бы развиться цивилизация с иным нравственным чувством, чем наше. «Если бы… мы были воспитаны в совершенно тех же условиях, как домашние пчелы, то… наши незамужние женщины подобно пчелам-работницам считали бы священным долгом убивать своих братьев, матери стремились бы убивать своих плодовитых дочерей, и никто не подумал бы протестовать против этого. Тем не менее пчела (или другое общественное животное) имела бы в приведенном случае, как мне кажется, какое-то чувство добра и зла». Эту мысль с ужасом отвергли современники Дарвина и не развили последователи, так как она чисто гипотетическая. Нет рядом с нами разумной цивилизации, с чьими представлениями о добре и зле мы могли бы сравнивать свои. Но она — была.
300—400 тысяч лет назад из Восточной Африки, прародины человека, в Европу переселилась группа разумных приматов, сформировавшая цивилизацию неандертальцев. Они нам не предки, а кузены: наши линии разошлись от общего предка,