DARKER: Рассказы (2011-2015)

Мистер Глэнвилл собрал прислугу, а после и членов семьи. Всем она задавал одинаковые вопросы: не принимали ли они гостей поутру или ночью, не видели ли сегодня чужого человека вблизи дома, чего-либо странного? Без результатов.

Несколько часов кряду мистер Глэнвилл сидел, запершись, в кабинете. Он разложил перед собой полученные послания и пытался уловить их смысл, взаимосвязь, но ему назойливо мешал глухой стук с улицы и хлопанье крыльев. Когда терпеть стало невмоготу, мистер Глэнвилл оторвался от бумаг и увидел сороку. Та сидела у окна, смотрела на судью и терпеливо ждала, когда ее впустят внутрь.

— Прочь, проклятая! — крикнул судья, замахнувшись, но сорока не шелохнулась.

Глаза птицы пугали, они несли смысл, как у человека. Мистер Глэнвилл — человек прагматичный и просвещенный, но тут не сдержался: плюнул и прошептал традиционное «дьявол, дьявол, я отрекаюсь от тебя».

Сорока затрещала и постучала клювом в окно. Только тут мистер Глэнвилл заметил в ее лапках туго скрученный листок бумаги.

— Librera me a malo, Domine[20], — промолвил судья, чувствуя, как сердце замирает.

Словно во сне, он добрел до окна и открыл его. Сорока впорхнула в кабинет, села на стол, потом на шкаф, издала трескучий звук и пристально уставилась на судью. К запискам на столе прибавилась еще одна. Мистер Глэнвилл развернул ее. «Я убью вас всех». Листок вывалился из рук, а бедный мистер Глэнвилл, не чувствуя ног, упал в кресло. Дело принимало серьезный оборот.

Между тем сорока протрещала на прощанье и вылетела на улицу, оставив мистера Глэнвилла с самыми худшими опасениями.

Ночью мировой судья никак не мог уснуть. Ему мерещились сороки, осыпающие дождем дьявольских записок, вгоняющий в пот холодный Ад, Билл Уотингем в судейской мантии стучал молотком, кричал «виновен» и приговаривал мистера Глэнвилла к смертной казни. Ближе к середине ночи мистер Глэнвилл услышал, как за дверью кто-то ходит. Возможно, сказалось нервное расстройство, потому как судья вышел в коридор, но никого не застал. Подумав, что то мог быть камердинер, мистер Глэнвилл позвал его. Позже несчастный клялся доктору Эрскоту, что над самым его ухом женский голос прошептал: «Отец Тревоги идет». Надеюсь, вы не посчитаете судью трусом, если я скажу, что он опрометью бросился в спальню и до утра не покидал постели.

В общем, к рассвету мистер Глэнвилл твердо решил заручиться поддержкой Господа. Встал ни свет, ни заря и приказал подготовить карету. Когда он вышел из дома, к ногам упал бумажный сверток. Мистер Глэнвилл застыл в нерешительности. Как бы подталкивая его к действию, с ветки вяза протрещала сорока. Она не сводила с эсквайра взгляда, ждала.

Позволю себе опустить те терзания и сомнения, которым в тот момент подвергся мистер Глэнвилл и коими после он поделился с доктором Эрскотом. Возможно, судья поступил не как должно человеку, занимающему столь важный пост, но я его не осуждаю. Дело в том, что мистер Глэнвилл не стал читать очередную записку, а просто в сердцах зашвырнул ее как можно дальше.

Сорока, словно взбесилась, закружила, застрекотала, но мистер Глэнвилл оставался непреклонен. Он сел в двуколку и приказал трогать. Сорока метнулась в кусты и спустя время нагнала судью. Записка приземлилась аккурат ему на колени. Мистер Глэнвилл с проклятьем метнул сверток в надоедливую птицу, только тогда она отстала. Ее неодобрение эсквайр чувствовал до самого дома доктора Эрскота.

Доктор Эрскот был известен как самый набожный человек в округе. Он успешно закончил колледж в Кембридже, опубликовал с десяток серьезных трудов, тут же разошедшихся на цитаты, славился благодарными прихожанами, преклонявшимися перед его добротой и мудростью. Неудивительно, что мистер Глэнвилл надеялся найти помощь именно у него.

Мирового судью встретили с радушием, собственно, как и любого другого гостя доктора Эрскота. После нескольких минут вводных любезностей, мистер Глэнвилл признался, что последние дни подвергается бесовской атаке. Искренне верящий в силу Господа и злобу существ из Нижнего Мира, доктор Эрскот выслушал историю судьи с живым интересом. Он выказал готовность помочь и попросил показать злосчастные записки. Некоторое время доктор Эрскот их тщательно изучал, наморщив лоб и постукивая пальцем по виску. Наконец, он сказал:

— Эти фразы мне кажутся знакомыми. Вот задача: хоть убейте — не помню, откуда.

— Что же мне делать, преподобный Эрскот?

— Вы сказали, слышали женский голос и чьи-то шаги… Возможно, вас посетил spiritus. Или игра больного, извините, воображения.

— Вы мне не верите! — в отчаянии воскликнул мистер Глэнвилл.

— Отнюдь. Всей душой хочу разобраться в этом деле. Возможно, придется окропить ваши комнаты святой водой. Но прежде поразмышляю над посланиями. Мне кажется, в них ключ к решению вашей проблемы. Если хотите, можете заночевать у меня.

— Спасибо за гостеприимство, но я опасаюсь за жену и детей.

— Тогда приезжайте завтра в это же время, а записки оставьте. И помните: pax Domini sit tecum, et cum spiritu tuo[21].