Дарю тебе велосипед

Мама подкладывает дяде Виталию какую-то еду, и Григорию Ильичу, и бабушке, и тёте Жанне. Она обо всех заботится и всем улыбается. Но Саша видит, что у мамы грустные глаза, что мама устала держаться молодцом. Держаться молодцом без конца — это очень, очень трудно. И Саша тихо говорит:

— Мам, не нервничай, слышишь? Ну, совещание. Кончится же оно когда-нибудь. А как он мог не пойти? Общественное надо ставить выше личного, правда, мам?

И вдруг мама рассердилась. На кого? На Сашу.

— Что ты меня утешаешь? Я, кажется, не плачу и не жалуюсь. Оставь меня в покое.

Она сказала это тихо. Но голос был жёсткий.

Мама не могла рявкнуть на тётю Жанну, потому что тётя Жанна — подруга и гостья. Не могла зарычать на папу, потому что папа неизвестно где. А на Сашу, значит, можно? Саша всё стерпит? Так? Саша хотела сказать, что это нечестно. Но — не сказала. Стерпела. Промолчала. Стала есть пирог. И тогда мама взяла и вдруг погладила её по голове. Обида сразу улетучилась. При чём здесь обиды?

— Ты у окна стояла, в ветвях луну искала, а я её нашёл, — пел неутомимый дядя Виталий.

— Дивные пироги, тесто — просто пух, — хвалила бабушка.

— Можно мне ещё картошечки? — протягивал тарелку Григорий Ильич. — Больше всего люблю горячую картошку.

— А у нас сегодня была репетиция, — сказала Саша. — Генеральная. У нас будет спектакль знаете какой? «Красная Шапочка».

Все оживились. Дядя Виталий спросил:

— И ты, конечно, играешь самую главную роль? — Он вдруг зарычал басом: — Куда ты идёшь, Красная Шапочка? — Я иду к своей бабушке. — А где живёт твоя бабушка? — Волк, волк, а почему у тебя такие большие уши?

Дядя Виталий всё перепутал, но гости смеялись, и мама тоже смеялась.

Саша сказала:

— Красную Шапочку играет Ксенька. Мне предлагали, но я отказалась. Не люблю, когда меня съедают.

Все опять засмеялись. А тётя Жанна — громче всех. Григорий Ильич дал Саше конфету и сказал, ни к кому не обращаясь, как будто подумал вслух:

— Я, например, тоже не люблю, когда меня съедают. Но не все хотят с этим считаться.

— А я на генеральной репетиции была переводчицей, — сказала Саша. — У нас вожатая охрипла совсем, а на генеральной репетиции надо обязательно громко говорить. А я могу очень громко, почти как в микрофон. Показать?

— У каждого свой талант, — сказала бабушка. — Не надо, детка, показывать, прошу тебя. — И бабушка тоже погладила Сашу по голове.

Почему-то сегодня её все гладят. И никто не говорит про лохмы, которые занавешивают глаза. Уж лучше бы говорили.

Дяде Виталию надоело петь, и он сплясал «цыганочку», сам себе играл на гитаре и смешно тряс плечами, и ещё выкрикивал непонятное лихое слово «чавела!».

И тут наконец хлопнула дверь в передней, и в комнату вошёл папа.

— Извините, — сказал он, — конец месяца, конец квартала, сами понимаете.

Он сказал это как-то быстро, в одно слово — «конецмесяцаконецквартала». Длинное нескладное слово. Саша вдруг вспомнила, как в кабинете завуча она оправдывалась, когда её ругали за поваленную кадку с фикусом. «Невиделанетрогалаятамнебыла». При чём здесь это дурацкое воспоминание? И при чём здесь конец месяца и конец квартала, когда сегодня шестое апреля. Но Саша не стала спрашивать. Она была так рада, что папа пришёл. Саша покосилась на маму. Мама всё так же улыбалась. Она придвинула папе тарелку с пирожками:

— Эти с мясом, а эти с капустой.

Он опять повторил:

— Конецмесяцаконецквартала. А день рождения для них не аргумент. Жанна, ты чудесно выглядишь. Виталий, спой.

— Шалун! — ехидно рассмеялась тётя Жанна. — Знаем мы ваш конец квартала! Нашёл дурачков!

Дядя Виталий сразу запел:

— Наши грустные именины и печальные дни рождения. Наши годы ужасно длинные убегают без предупреждения.

Театр начинается с вешалки

В школьном зале сегодня много народу — всем хочется посмотреть спектакль. Спектакли в школе бывают очень редко. Зрители заняли все места, ещё притащили стулья и скамейки — их тоже заняли. Некоторые, те, кто пришли позже, уселись на подоконниках, а самые непривередливые устроились на полу.

Даже десятиклассники пришли, хотя каждому известно, какая жизнь у десятиклассников перед самым концом учебного года.

В первом ряду сидела директор школы Алла Васильевна и вертела в руках перламутровый театральный бинокль. Она говорила завучу Марине Ивановне:

— Детские спектакли — моя слабость. Обожаю. Непосредственность и чистота. Прекрасно.

Завхоз Ким Николаевич сказал сурово, глядя на закрытый занавес:

— Фанеру выпросили — декорации, шмакарации. А чем я теперь кабинет химии буду ремонтировать? Алла Васильевна, это я в ваш адрес вопрос бросаю.

— Не волнуйтесь, Ким Николаевич, — отвечала директор Алла Васильевна, — не будьте мелочным. Фанера — дефицит. Но что такое несколько листов фанеры, когда речь идёт об искусстве?

— Вам легко рассуждать. А завхоз — вся должность мелочная.

Лидия Петровна пришла сегодня нарядная, голубая седина сияла, лёгкое голубое платье очень шло Лидии Петровне. Она обмахивалась газетой и говорила:

— Душно в зале. Вам не кажется?