Дарители

Остальные нервно кивнули, но Генри видел, как напряглись их спины, когда они завернули за очередной угол и вышли на площадь.

Она оказалась просто большой утоптанной площадкой без всяких фонтанов и деревьев, без ярких фасадов по краям, без всего, что делало площади человеческих поселений красивыми. Единственным ее украшением была сцена из трухлявых старых досок, на которой расположились, свесив ноги, Вегард, Джоанна, Освальд и Хью. Еще несколько сотен человек сидели, сложив ноги, на земле вокруг сцены, и Генри впечатлило, в каком точном порядке они расселись – ровной спиралью, сужающейся к центру. Очевидно, у каждого здесь было свое место, и скоро Генри заметил кое-что еще: мужчины сидели ближе к сцене, женщины и дети – у краев площади.

При виде всех этих людей Джетт остановился. Вид у него был такой жалкий, что Генри обогнал его и пошел к сцене первым, стараясь не наступать на края женских платьев, которые закрывали землю почти полностью. Ему хотелось разглядеть лица и глаза женщин, но те прятали их, сильнее натягивали платки, защищавшие от солнца. Да и местные дети были на удивление тихими, – судя по тем малышам, которых Генри видел в столице, детям положено бегать, играть и не слушаться родителей, но эти неподвижно сидели рядом с матерями и только провожали Генри серьезными, напряженными взглядами. Кажется, женщинам и детям тут полагалось соблюдать идеальный порядок: голоса, шумно обсуждавшие чужаков, принадлежали только мужчинам.

– А вот и они! – бодро сказал Освальд, вытягивая руку в сторону Генри. – Итак, разрешите представить важных героев представления, которое мы все вместе устроим! Генри, избранный Барсом, несмотря на дар уничтожать прикосновением! Ваш хромой друг Джетт, который, пока вы не виделись, успел стать хранителем ключа от всех дверей! Эдвард, сын короля, юноша с великолепным умом, который нам очень пригодится! И наконец, Роза, дочь дворцового управляющего, одна из первых, кто освоил дар и научился им пользоваться! Поприветствуйте!

Все захлопали, глядя на гостей так внимательно, что до Генри окончательно дошло: это деревня воров и фокусников, профессиональных лжецов. Тех, кто всю жизнь обманывает других, непросто обмануть, поэтому Освальд и рассказал о Генри и его спутниках все как есть. Генри постарался дышать ровно, чтобы никто не увидел, как страшно ему стало. Он понял: Освальд не собирается врать и заговаривать зубы, он будет говорить чистую правду, а правда – оружие куда более опасное, чем ложь.

Генри молча поднялся на сцену, даже не спрашивая, разрешают ему это или нет, и сел неподалеку от Освальда. Чтобы его услышали, прятаться нельзя. Джетт, Роза и Эдвард уселись вокруг Генри так близко, как только возможно, и Генри коротко прикоснулся к каждому из них, показывая, что он их не бросит. На площади стало очень тихо, а потом Освальд заговорил.

– Все на свете – игра, – сказал он, и его звучный голос мягко разлился по площади. – Вам ли это не знать? Вы играете с людьми, заставляя их верить в то, чего нет, или не замечать того, что есть, – вроде руки, вытаскивающей монеты из их кармана. – По площади прокатился смешок, и Освальд тоже улыбнулся – кривой, невеселой улыбкой человека, который понимает о жизни все. – Точно так же и Барс играет с нами. Я живу очень долго, и вот что я понял: игры – это его слабость. Большинство из вас до сего дня не верило, что Предел, хранящий тайну Барса, и правда существует, но это так. Уверен, те из вас, кто за последний месяц выходил за границу деревни, видели, как изменился мир. Но разве вам легче от того, что волшебство вернулось? Люди в большом мире теперь станут мастерами, станут умнее и хитрее, их трудно будет обвести вокруг пальца. Старинные предметы, которыми вы подпольно торговали, теперь вышли из моды. Вы, конечно, тоже можете найти свои дары, но что такое судьба простого каменщика или пекаря по сравнению с жизнью, полной приключений, которую вы ведете здесь! К тому же дары не зависят от пола, а значит, ваши женщины станут с вами на равных. Вы за триста лет отвыкли от этого и, признайтесь, привыкать будет трудно.

Мужчины закивали, враждебно глядя на Розу и Джоанну, – видно было, как им неприятно, что женщины поднялись на их сцену. Джоанна не обращала внимания – она с улыбкой грелась на солнце, запрокинув лицо, а вот Роза тихо передвинулась Генри за спину.

Освальд неспешно достал из сумки хрупкий старый лист и поднял над головой. Ветер подбрасывал и трепал бумагу, и разглядеть мелкий витиеватый текст Генри не успел.