Дара

Вернуться с полпути было нельзя. Не вернуться тоже. Домчавшись до отшельника, взяв клятву неразглашения и приказав обустроить место для сестры, Лохем развернул Маэра обратно. Другая бы лошадь пала еще в дороге, но черный скакун, покрытый хлопьями грязной пены, довёз мужчину до самого стана и теперь лежал на конюшне. Целитель проклинал Лохема и пытался спасти жеребца, купленного за солнечный камень и планируемого ранее быть отданным на развод. Лохему это уже было не важно.

Глава 10. Справедливость

За спиной послышался топот копыт. Лохем обернулся, автоматически опуская руку на рукоять меча.

Движение это плавное, слитное, еще не успело закончиться, как воин увидел догоняющего его брата.

— Зачем ты здесь? — хмурясь спросил мужчина.

— Я не вернусь, — прошли те времена, когда старший брат командовал им. Темная ярость, отнимающая остатки разума, билась в его глазах.

— Ты не убийца, — Гарон вытащил из-за пазухи жетон и швырнул его Лохему. Рядом гарцевал второй конь. У седла привязаны седельные сумки.

— Я бы и так добрался, — Лохем продолжал хмуриться не понимая.

— Не сомневаюсь, но потом тебе придется потом исчезнуть на какое-то время, — Гарон бросил ему поводья.

— Что сказал отец?

— Отцу не до тебя.

Лохем по-прежнему не понимал, — А как же Жетон? Как ты его получил? Он именной?

— Нет, — осклабился брат, — Ты же не кровник. Но в мире всё очень условно. И всегда есть много путей к цели. Вопрос, — захочешь ли ты пройти этими путями.

Лохем одним движением взлетел на лошадь, пришпорив коня.

— Ну, я понял, — задумчиво протянул Гарон и двинулся следом.

До Города они добрались быстро.

— Начинай, — скомандовал воин, — Ты должен открыть нам вход в Город.

— Не могу, ответил Гарон, — отец клялся моим именем.

— А моим?

— Твоим нет.

Лохем почувствовал странное облегчение.

— Убирайся! — бросил он через плечо. Когда вершится Справедливость, — для зрителей мест нету, — Ты или со мной, или против меня!

Он поднял руку с зажатым в ней жетоном к небу, и дождавшись звука копыт, пущенного галопом коня, взвыл:

— Справедливости! Я требую Справедливости! — глаза застилала кровавая пелена, -

— Именем убитой любимой! — горло перехватило, но он выдохнул и эти слова:

— Именем опозоренной сестры! — и выдернул меч из ножен:

— Пусть свершится правосудие! И да не останется здесь кровника, который вернёт долг! И да примет Всевышний жертву!

Глава 11. Страх

Я сидела в своём шатре, ослепшая и оглохшая. Под веками до сих пор плясали огненные круги.

В ушах набатом грохотало сердце.

Отец никогда не наказывал меня за непослушание, но лучше бы наказывал. Наказание выдержать зачастую было бы проще.

Сквозь накрывший меня ужас в мозг просочилась мысль, — а если я ослепла навсегда? И страх, как когда-то в детстве, накрыл меня ледяной волной.

Периодически в моей жизни случались события, выходящие за рамки обычной скучной рутины.

Как-то утром, племя, на входе в стан, встречало возвращавшихся после Ритуала. Новых Хавартов. Рабов и пришлых, которые прожив год в стане, решили стать частью народа. Тех, кто принял Свет.

Отец шёл первым, опираясь на посох.

Последним шел Врачеватель, держа под руку мужчину, глаза которого были закрыты полоской ткани.

Мы, дети, увидев их еще издалека, в нетерпении приплясывали возле ворот. За стан нам ходу не было.

Вечером должен был состояться праздник объединения племени, и мы встречали новых соплеменников, как героев. Сегодня вечером Вождь будет давать им Имена.

Я бросилась к отцу, обнимая его и хватаясь за край его ритуальных одежд; засмеялась, показывая пальцами на странного человека:

— Отец, зачем вы ему глаза завязали? Как же он будет ходить? Он же так ничего не видит!

Отец посмотрел на меня сверху вниз и погладил по голове,

— Все наоборот, — сказал он.

— Глаза не видят, поэтому и завязаны.

Я все еще не понимала,

— Почему, отец? Почему не видят? — отец грустно вздохнул:

— Потому что они увидели сразу слишком много.

— Какой глупый! Он ослеп от этого? — воскликнула я, — И зачем нам слепой? Почему вы его не оставили пустыне, если он не принял Свет?

— Он принял Свет, родная, — отец прижал меня к себе, — Но нельзя взять больше, чем можешь унести. Нужно было вовремя закрыть глаза.

— Отец, ему можно как-то помочь?

— Врачеватели попытаются, но это не в руках людей. Глаза его целы, — отец задумчиво перебирал мои кудряшки,

— То, что он увидел, закрыло всё. Увидев единожды, — развидеть нельзя, — он опять вздохнул, — Слава, Милосердному, что душа не сгорела!

А потом заглянул мне в глаза своим сияющим взглядом,

— Пойди-ка, прибери в его шатре, чтобы ему было там удобно, когда он вернется после лечения.

Я не поняла, — А как я пойму, что ему удобно, а что нет? И почему я? Я не хочу! Сколько мне там нужно убираться? Это наказание? Когда я могу вернуться?

Отец усмехнулся, — Нет на свете наказаний. Есть лишь не сделанные вовремя исправлена. Ты сама это скоро поймешь. А вернешься, как только захочешь.

К шатру, который стоял на краю стана, в месте, отведенном для новых Хавартов, меня привёл Рам.

Привёл и сел на циновку под навесом.