Дар шаха

– Что вы, это он просто притворяется суровым, чтобы вас пугать! Однажды к нам на променаде подошел разносчик мороженого. У меня не было наличных, а у Саши только сто долларов. Этот торговец сразу просек, с кем имеет дело, предложил сбегать и разменять. Я говорю: нет, спасибо. А Саша: надо верить людям. Тот оставил нам в залог свой пенопластовый ящик и побежал разменивать Сашину сотню. В общем, в тот вечер он так и не вернулся. А в ящике оказалось всего два последних мороженых.

Светлана автоматически помешивала кофе без сахара. Как получилось, что вместо того, чтобы деликатно и ненавязчиво разузнать как можно больше о Екатерине, она сама наболтала так много лишнего?

– Значит, все кончилось не так уж плохо! – Екатерина аккуратно вытерла руки о салфетку. – Скажите, а эта вещь, которую все ищут и которой у вас давным-давно нет, это, случаем, не серебряный казацкий газырь?

Тегеран, 1920 год

Еще до рассвета, поеживаясь от ночной прохлады, Александр спускался по сырым ступенькам знаменитого в Тегеране хаммама Гандж-Али-хана.

Из распахнувшейся двери душно и сыро пахнуло паром, мылом и кунжутным маслом. В сводчатом, украшенном разноцветной плиткой зале с фонтаном трое посетителей курили кальян, в углу над седым благообразным мужчиной трудился брадобрей.

Прислуживающий посетителям мальчик выдал Александру полотенце и большой полотняный лонг. Воронин разулся, разделся, задвинул ботинки под скамейку, повязал лонг на бедрах.

Свою одежду завернул в полотенце и тоже, как полагается, запихнул под скамью. В предбанник вошел толстый мускулистый даллак, банщик. Александр как раз оглядывался, куда бы пристроить докторский саквояж.

– Доброе утро, дженаб а-доктор, кладите ваши вещи вот сюда, пожалуйста. Не волнуйтесь, у нас ничего не пропадет.

В Тегеране даже Гарун аль-Рашиду не удалось бы остаться неузнанным.

– Спасибо вам за вашу помощь, почтенный, – вежливо поклонился Александр. – У меня в сумке бесценные анализы самого его императорского величества султана Ахмад-шаха. В другом месте побоялся бы оставить, за них придется головой отвечать. Но в вашем заведении я не беспокоюсь.

Упоминание об анализах султана и повинной голове произвело то впечатление, на которое Воронин рассчитывал. Банщик поднял ладони:

– Сейчас позову мальчика, уважаемый доктор, пусть посидит при вашем саквояже. Уж очень плохие времена наступили, ни за кого нельзя поручиться, а анализы его императорского величества ценнее всех алмазов и изумрудов Вселенной. Шахруз, иди сюда, бездельник! – Прибежал тощий мальчишка с хитрыми глазами, банщик поощрил его легким подзатыльником. – Сиди, сторожи саквояж, паршивец. Шкуру с тебя спущу, если опять что пропадет! Почисть пока нашему гостю ботинки.

– Надеюсь, не пропадет. – Александр все еще не решался оставить саквояж. – С Реза-ханом-то вон какой неприятный случай вышел. Но там, я понимаю, была не ваша вина.

– Аллах свидетель, мы ни при чем! – подхватил банщик, потуже затягивая на крутом брюхе длинный красный лонг. – Пятнадцать лет я здесь от зари до поздней ночи, все ради правоверных, ради молящихся в нашей мечети. У нас все посетители свои, люди почтенные, все соседи. Мы всех знаем. Ни у кого нет такой клиентуры. Отродясь такого не случалось, чтобы в нашем хаммаме что-нибудь пропало!

– Спасибо вам за заботу, хаджи. Я Искандер, а вас, простите, уважаемый, как звать?

– Очень приятно, огаи-Искандер. Я Рустем, меня так все и зовут – Рустем-даллак.

Одновременно Рустем складывал в принесенный мальчиком таз все необходимое для основательного мытья: кусок мыла, шерстяную мочалку, пемзу, миску с шершавой смесью из белой глины. Воронин потрепал мальчишку по встрепанной шевелюре, сунул ему в ладонь припасенные монеты:

– Спасибо, Шахруз-джан. Мало ли что. Вдруг опять кто чужой явится.

– Не было здесь никого чужого, – пробормотал Шахруз, осторожно трогая красное ухо. – Просто у сертипа голова не совсем здоровая, да накажет его Аллах милосердный.

Банщик подхватил собранные вещи и, шлепая босыми ногами по мраморному полу, повел Воронина в первую комнату для мытья.

– А что у сертипа пропало, огаи-Рустем, что он так разозлился? Деньги? Орден? Оружие? – полюбопытствовал Александр на ходу.

– Если бы деньги, я бы понял. Но ничего подобного. Просто какая-то побрякушка из казачьего обмундирования.

– Галун? Эполет?

– Нет, что-то другое. Казаки такие штуки на груди носят.

– А! Газырь.

– Вот-вот, газырь. А шум сертип поднял, словно у него первенца украли. Только отперли двери, еще до утреннего намаза ворвался. Кричал, что это была семейная реликвия, от отца осталась. Уборщика нашего прибил, Шахрузу, бедняге, едва уши не открутил. – Банщик надел на руку жесткую варежку-мочалку. – Сертип военный человек, суровый. Чуть что – сразу ругаться и бить. Когда здесь после бани одевался, не обратил якобы внимания, а как вернулся в казарму – сразу заметил. Так каждый может на улице что угодно обронить, а нас потом обвинить, да простит меня милосердный Аллах!

– А вы хорошо помните, он действительно вечером до этого мылся?