– Ничего страшного. Я даже рад, что вы такая любопытная и все нашли сами, – улыбнулся он, приблизившись. – Правда, Велина Александровна заставляет меня тщательно скрывать это место. Лишь я и еще двое преданных мне слуг знают о нем. Бабушка твердит, что это моя блажь, и все мои разработки и опыты не смогут быть открыты людям. К тому же она очень боится за меня.
– Почему же? – спросила она, прекрасно помня, как старушка прогнала ее два дня назад из правого крыла.
– Власти. Все новое пугает их. Если бы вы знали, сколько всего я предлагал и готов был воплотить в жизнь, чтобы облегчить труд людей. И в простой обывательской жизни, и в паровозах, например. А сколько механизмов можно было бы применить для облегчения каторжного труда крестьян на полях, рабочих на заводах. Вы знаете, Наденька, четыре года назад я изобрел механический плуг, который сам, без лошади, боронит землю, а человек только управляет им. И почти год крестьяне одного из моих сел испытывали его по моей просьбе и не могли нарадоваться изобретению. Но соседи, они, знаете ли, очень завистливые люди, доложили куда надобно. И меня заставили прекратить мои новшества, хотя это мои земли и мои крестьяне, иначе обещали арестовать за смутьянство.
– Но почему? Разве царь не хочет, чтобы люди жили лучше и радостнее? И счастливее?
– Нет, Наденька. В этом-то и соль. Властям и царю нужны рабы. Забитые, подчиняемые, такие, которые устают настолько сильно, чтобы не думать о вольностях, свержении власти и о счастье. Это я хотел сделать жизнь людей легче и радостнее. И не просил ничего взамен на мои изобретения, у меня все есть, Бог даровал мне все для безбедной жизни и для того, чтобы я мог беспрепятственно творить. Но абсолютизму не нужны счастливые люди. Ибо счастливый и свободный человек опасен. У него исчезает страх, он не будет подчиняться и выполнять их требования, порою абсурдные. И именно поэтому я опасен для властей. Так как пытаюсь преобразить их трехмерный мир и сделать его чуточку счастливее и гармоничнее. Чтобы люди любили жизнь и окружающий мир. Я даже своих крепостных вынужден отпускать на свободу, выдавая им «вольные», не более пятидесяти человек за год. Иначе царские ищейки будут опять недовольны.
– Как все это печально, – произнесла Надя, думая о том, что и полтора века спустя, в ее времени, ничего не изменилось. Да был свет и машины. Но люди остались такими же рабами системы и несчастными, потому что власти, хотя и назывались по-другому, не царскими, а все равно не желали видеть счастливых и свободных людей, еще с детства прививая им раболепие и покорность. – Но, возможно, когда-нибудь такое время все же наступит и люди будут счастливы на этой земле?
– А как же, непременно наступит, – сказал он. – Когда наша любимая Земля перейдет в пятое измерение.
– Как это? В пятое измерение?
– Да, – кивнул он уверенно. – Наш мир живет в третьем измерении, душа моя, а пятое измерение другое, там нет времени, нет войн и страданий…
– Я слышала про это пятое измерение, – выпалила она и тут же осеклась. Девушка девятнадцатого века, наверное, не могла этого знать, но она уже ляпнула.
– Неужели?
– Да, правда, немного, – поправилась она, понимая, что надо прекратить этот скользкий разговор, который мог выдать в ней девушку из будущего. Но любопытство пересилило. – Только я не могу понять, как наша планета может перейти в пятое измерение? Просто взять и перейти?
– Почему же нет? Если Всевышнему будет угодно, она вполне сможет это сделать, – сказал граф уверенно. – Вы наверняка не знаете этого, милая, но есть пророчество о том, что в двадцать первом веке случится хаос, описанный во многих книгах как апокалипсис, но таковым он будет лишь для тех людей, которые не смогут притянуться к пятому измерению своими высокими вибрациями. Те же люди, которые будут духовно, телесно и душевно чисты и не одурманены трехмерными соблазнами в виде денег, власти и жажды упоения страстями, смогут перейти в пятое измерение с нашей любимой землей Геей.
Ведь наша планета Гея за все свои страдания от неразумных людей и терпение по воле Всевышнего получит награду – переход в пятое измерение.
Глава II. Предложение
– Вы говорите о каких-то страшных вещах, Сергей.