Все присутствующие начали здороваться с четой Бакуниных, подходя к ним, высказывая свои восторги по поводу красоты Оленьки и желая здоровья малышам. Чуть позже, когда Аркадий отошел к Никите, а Оленька с детьми заняла место на одном из диванчиков рядом с Велиной Аркадьевной, Сергей громко вымолвил:
– Господа, прошу вашего внимания! Я хотел объявить всем, что сегодня поверенный наконец передал мне готовую бумагу о наследовании, – он показал конверт с сургучной печатью, поданный ему слугой, и добавил: – По этому документу все наследство моей покойной жены Лидии Ивановны, а также часть денежных средств моего брата Никиты переходят в собственность Аркадия Ивановича. С этого времени он владеет довольно внушительным состоянием, может купить свой собственный особняк и переехать туда своим многочисленным семейством. Чего ему искренне и желаю.
Приблизившись к Аркадию, который в этот миг говорил с Никитой, граф обнял Бакунина, и тот в ответ крепко пожал ему руку, взяв ценный документ и искренне улыбаясь Чернышеву, сказал:
– Я очень благодарен тебе за все, Сергей, надеюсь, отныне мы станем хорошими друзьями?
– Тоже на это надеюсь, Аркадий, – кивнул граф, и похлопал его по плечу.
– А я надеюсь, что ты все же не будешь забывать нас, – добавил Никита, добродушно оскалившись. – И будешь частенько заезжать к нам в гости с твоей прелестной женой и этими сорванцами, которые того и гляди сейчас оторвут портьеру.
И правда, малыши Бакуниных так расшалились, что Оленька и Надя направились к ним, чтобы немного успокоить. Ужин должны были подать уже через четверть часа, и все гости с нетерпением ожидали этого. Спустя час, когда трапеза была окончена, все покинули столовую залу и вновь переместились в уютную гостиную, где слуги разожгли множество свечей.
В какой-то момент Надя оказалась неподалеку от четы Бакуниных, когда к Аркадию и Ольге приблизилась актриса и, обмахиваясь от духоты вышитым веером, вознамерилась тоже пожелать им счастья. Однако на красивом лице Зинаиды было написано такое кислое высокомерное выражение, что Надя почти не удивилась ядовитой речи Вересковой, когда та жеманно произнесла:
– Ах, Аркадий, право! Я даже не думала, что вы можете быть столь прекрасным отцом и любящим мужем! – актриса скривила свои пухлые губы и как-то пренебрежительно продолжила: – Кто бы мог подумать, что вы уже глубоко женаты. Ах, бедные девушки, теперь все будут страдать.
– Какие еще девушки? – нахмурился Аркадий, обнимая Оленьку за плечи, на красивом личике которой после слов актерки отразилось недоумение.
– Ну как же, ваши поклонницы, – не унималась Зинаида, вульгарно рассмеявшись. – Только не говорите мне, что таких нет. Наверняка вы разбили сердце не одной красавицы.
Надя, сидя неподалеку от них и все слыша, не понимала, зачем Верескова льет яд. Ведь все знали, что у Аркадия никого не было, а у Зинаиды был граф Никита, но зачем актерка портила праздник несчастной Оленьке, было непонятно. Похоже, что сама Верескова имела виды на Аркадия, а может быть, просто завидовала бывшей крепостной девушке. Но Аркадий, тут же почувствовав ее фальшивую игру, как-то колко ответил:
– Зинаида Семеновна, у меня никогда не было поклонниц. А если бы были, я бы и не смотрел в их сторону. Ведь едва я встретил Оленьку, остальные мне стали не нужны.
Слова мужа понравились Ольге, и она наконец улыбнулась.
– Ну да, конечно, – кисло кивнула Верескова. – Ваша жена, конечно, чудо!
– Вот именно, даже не сомневайтесь. Самое прекрасное и любимое чудо на всем свете! – воскликнул громко Бакунин и уже чуть тише добавил: – И хочу дать вам совет, Зинаида Семеновна. Поменьше крутите своим прелестным хвостом перед другими мужчинами, тогда, возможно, и Никита Михайлович будет смотреть на вас более влюбленно, а не как на девицу на вечер.
От слов Аркадия актерка стала пунцовой и начала хватать ртом воздух, а Аркадий, злорадно оскалившись, отошел с Оленькой к графу Никите. Надя поняла, что Аркадий, как и обычно, был невыносим с теми, кого не любил, но тех, кого он обожал, он явно любил всех меры. Он являлся человеком крайностей. Любил так же сильно, как и ненавидел. И, видимо, полумеры не были свойственны его характеру.
Да, Зиночка была не права, но все же Наде стало жаль ее. Оттого она подошла к ней и предложила сыграть партию в карты. Актерка, которая и так страдала от невнимания графа Никиты, словно специально находившего повод не оставаться в ее компании, все время что-то обсуждая то с братом, то с Аркадием, согласилась, опечаленная едкой фразой Бакунина.
Девушки уселись за небольшой столик у окна, и слуга услужливо подал им карты. Девушки начали игру, как вокруг около них завертелись дети Бакуниных, отчего-то решив затеять в салки рядом. Это тут же вызвало недовольство Зиночки.
– Как все же я не люблю детей, Надежда Дмитриевна, – брезгливо заявила Верескова, кладя на стол очередную карту. – От них только шум и гам.