Дар битвы

В последние секунды до столкновения, время для него замедлилось, и с ним начало происходить нечто необъяснимое. Ярость собралась в нём в огромный пузырь и захватила его целиком, как раковая опухоль. Она была сильнее, чем всё, что он чувствовал когда-либо прежде. Волны энергии захлёстывали его с головы до пят, и он почти физически ощущал её на коже. Волосы по всему его телу встали дыбом, и казалось, что он вот-вот взорвётся.

А затем это случилось.

Во второй раз в жизнь Дариус почувствовал, как его подчиняет себе сила. Сила, которую он не мог контролировать, которую боялся признать и принять в себе. Он не понимал её природы и боялся её.

До этого момента.

Сила поднималась на поверхность, заставляя отбросить оружие. Он уже понимал, что оно ему больше не понадобится. Он знал, что энергия, стекавшаяся сейчас к кончикам его пальцев была сильнее любого стального клинка, сильнее всего на свете.

Дариус выставил руки вперёд. Чем ближе были слоны, тем выше он поднимал ладони, наставив по одной на каждого зверя. Он видел, что они собирались его убить.

Но у Дариуса были другие планы.

Когда он поднял руки, из каждой его ладони появилось по переливающемуся сгустку энергии. Он поднял их ещё выше, и каким-то невероятным образом ощутил на себе вес обоих слонов. Будто он держал их.

Слоны дико трубили, а Дариус поднимал их всё выше и выше над ареной. Сначала они оторвались от земли на пять футов, затем на двадцать, на тридцать, сто… Они беспомощно болтали ногами в воздухе, полностью во власти Даруиса, подчинённые его могуществу.

Зрители затихли, и только удивлённые вздохи раздавались то тут, то там. Никто не понимал, что происходит и как это объяснить.

Дариус никому не дал времени опомниться. Ярость текла по его венам. Он думал об отце и всех своих друзьях, павших в бою. Он слышал их голоса с того света и чувствовал, что пришло их время. Время мести.

От этой мысли внутри него поднялась такая волна силы, что он легко мог бы сдвинуть горы, и впервые в жизни он сознательно позволил себе её использовать. Быстро и решительно, он опустил руки и швырнул слонов как можно дальше. Потрясённый, он наблюдал за тем, как они кувыркаясь, барахтаясь и нестройно трубя, двумя кометами полетели к трибунам.

Толпа всё поняла, но слишком поздно. Несколько человек попытались встать и убежать, но слоны летели быстро и спрятаться было негде.

Два зверя с оглушительным грохотом врезались в стадион, и он вздрогнул, будто от удара метеорита. Ударом снесло не одну секцию трибун, и сотни людей погибли на месте. Привычные злорадные выкрики, с которыми имперцы обычно наблюдали за чужой смертью, вдруг превратились в испуганный визг и стоны.

Зрители разбегались во все стороны, отчаянно пытаясь выбраться, но слоновьи туши катились по рядам, погребая под собой ещё многие тысячи зевак.

Арена погрузилась в хаос. Люди вопили и метались, под весом слонов проваливались всё новые трибуны, и под лавиной обломков оставались сотня за сотней граждан столицы.

Дариус стоял один на поле боя и поражался своей силе. Он почувствовал, что мир наконец-то принадлежал ему.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Стара впивалась каблуками лошади в рёбра, пришпоривала её и заставляла скакать всё быстрее и быстрее, рассекая Великую Пустошь, твёрдо намерившаяся не останавливаться до самого конца пустыни, до тех пор, пока она на найдёт Риса на другом конце мира. Она знала, что он был где-то там, за горизонтом, за пустыней и морем, и вместе с Торгрином искал Гувейна. Она понимала, что шансы найти его очень призрачными, что она, вероятно, умрёт в Пустоши, но ей было всё равно. Каким бы отчаянным ни был её план, сейчас ей было радостней и дышалось свободней, чем за все последние месяцы. Она без всяких сожалений покинула Перевал и наслаждалась вновь обретённой свободой и быстрой ездой. Наконец-то она следовала велениям собственного сердца.

Каждая секунда, проведённая в удушливой безопасности Перевала, была для неё адом. Ей не нужна была безопасность, ей нужен был Рис. Никакие препятствия не могли встать между ней и мужчиной, которого она любила больше жизни. Стара наконец-то поняла, что любовь была ценнее всего на свете – ценнее золота и бриллиантов, удовольствий и безопасности, любых благ. Только любовь и свобода идти за своей любовью имели значение. И сейчас у неё было и то, и другое.

Погибнет ли она в этой Пустыне или где-то в море – неважно. Главное, что она останется верна своим желаниям.

Лошадь неслась галопом и круп её был мокрым от пота. Кожа Стары жгла после проезда сквозь Песчаную Стену, губы её пересохли, в горле першило, и голова раскалилась от солнца, потому что тюрбан давным-давно слетел и потерялся в песках. Она не остановилась, чтобы подобрать его, понимая, что даже после минутной остановки продолжить путь будет крайне сложно. Лошадь под ней тоже хрипела и задыхалась, и Стара не знала, сколько они так ещё протянут. Каким-то образом, животное будто понимало всю важность и срочность её миссии, и само, без уговоров, скакало вперёд.