Дар берегини

Но вот она опомнилась – не за этим она сунулась в ларь. Под платьем, на самом дне, лежало три меча. Один греческий и два франкских. У Ельга их за жизнь набралось еще больше, но один, который он больше всех любил, положили с ним в могилу. Еще один он за пару месяцев до смерти подарил Вуефасту, своему давнему соратнику, который женился на боярской дочери и жил в Киеве своим двором. Свен, как Ельга помнила, в тот день и еще несколько дней потом был очень мрачен и втайне озлоблен. Если бы отец подарил меч ему, это почти означало бы, что Ельг признал побочного сына полноправным членом своего рода. Имея на руках подаренный им меч, Свен почти наверняка добился бы и княжьего стола.

Вот эти мечи. При жизни отца они висели здесь в доме на стене, вместе с другим оружием, своей красотой, высокой стоимостью и грозной мощью олицетворяя завоевания князя киевского. После погребения Ельга сложила их в ларь – чтобы не терзали душу своим видом и не наводили на мысль, что их хозяин еще вернется. Но когда она их убирала, на дне ларя обнаружился еще один меч, совершенно Ельге незнакомый. Тогда она не обратила на это внимания – от горя и навалившихся хлопот голова у нее шла кругом. Подумала, что сбилась со счета и забыла, сколько их было – да и некогда ей было особенно об этом думать.

Но теперь время появилось. Осторожно, двумя руками держа за клинок в ножнах плотной кожи, она вынула меч и положила на желтый кафтан. Треугольное навершие рукояти и перекрестье показались ей просто черными, но, присмотревшись, она широко раскрыла глаза от изумления: их сплошь покрывал тонкий узор из серебра, потемневшего за давностью времени до почти полной неразличимости. Но в свете близкого оконца Ельга видела каждую черточку, и это так потрясло ее, что она едва не отпрянула: это было все равно что наклониться над тихой водой и вдруг видеть в глубине целый город… или спящего исполинского змея.

Справившись с невольной дрожью, она вновь пригляделась. В навершии были вычеканены две большие птицы – похоже, во́роны, сидевшие крючковатыми клювами друг к другу. В пояске узора ниже воронов переплелись тела не то змеев, не то волков – можно было различить круглые глаза и большие пасти. Узор делился на части тремя золочеными бляшками, тоже с чеканным изображением, но его Ельга не смогла разобрать: не то человеческая фигура, не то какой-то неведомый знак.

Выросшая в доме богатого вождя, Ельга немного разбиралась в таких вещах и видела, что меч прошел очень долгий путь. На клинке не было многобуквенного клейма, которое указывало бы, что выкован он был на Рейне, в стране франков. Набор, то есть рукоять и перекрестье, изготовил искусный мастер в Северных Странах. Но если клинок не из самых дорогих, почему такой дорогой набор? Ножны были совсем новые – бурой кожи, с рыжими ремнями крепления, устье украшено литой бронзой, на нижнем конце раскинувший крылья сокол, тоже бронзовый. Только в одном месте, возле устья, виднелось сухое темное пятнышко, нарушившее чистоту новой кожи. Уж ножны-то сделали на Руси, в варяжской дружине.

Чем больше Ельга разглядывала меч, тем сильнее дивилась. Видно, что вещь очень дорогая, прошедшая не через одни руки. Должно быть, у него есть какое-то имя. Но она не могла припомнить, чтобы хоть раз видела отца с этим мечом. Да и вид его, давно нечищеный, указывал на полное и долгое забвение. Почему отец запрятал такую драгоценность на самое дно ларя?

Но Ельга недолго задавала себе этот вопрос – отец был для нее непостижим, как сам Один, и даже не стоило пытаться понять, почему он поступал так, а не иначе. Видно, что-то в далеком прошлом у него было связано с этим оружием. Может, он получил его в подарок? Или скорее как выкуп – обилие былых войн указывало скорее на эту возможность. Но что было и как – теперь уже никто не расскажет.

Ельга осторожно погладила ножны кончиками пальцев. Подумала, вспоминая слова Асмунда: а если бы она вдруг умерла, отец положил бы ей в могилу один из своих мечей, чтобы иметь надежду найти дочь в палатах Одина? А что, в самый раз. Если уж ему самому, на этом свете, такой дорогой меч оказался не нужен…

Вообразив себя в Валгалле, Ельга улыбнулась. Если правда все то, что она слышала об этом месте, то она найдет там то же самое, что видит здесь почти каждый день. Там ей тоже придется подавать гридям пиво и мясо и слушать их похвальбу своими подвигами. Такие, как она, от рождения воспитываются для обязанностей земных валькирий и по смерти лишь переходят в дом наивысшего владыки – одноглазого Отца Битв.

Но меч молчал, не открывая тайн своей судьбы, и Ельга не могла вспомнить, чтобы отец упоминал о чем-то подобном.

Она уже убрала меч обратно на дно и почти закончила укладывать сверху нарядные кафтаны, как вдруг заметила на холстине, укрывавшей сверху содержимое ларя, несколько темных пятен. Это была кровь, но давно засохшая. Пятна были небольшие, с горошину – как будто кто-то палец порезал.