Дар берегини

«Под землей», – с досадой подумала Ельга. От слов Фарлова у нее разрывалось сердце, но она не могла возразить даже в мыслях. Он был прав насчет древлян и прочих. Большую часть княжеской дружины составляли варяги. Если приходилось собирать ополчение, то из каждого рода поляне давали, как от дедов повелось, несколько отроков или молодцев, вооруженных копьем-рогатиной, топором или луком, но постоянная дружина при князе состояла только из нанятых варягов (иногда уже второго-третьего поколения). Лишь несколько человек славян, по разным причинам порвавших со своим родом, успело в ней прижиться. У полян постоянная ратная службы была не в обычае, и если бы кто из них пожелал наняться в дружину, на него бы посмотрели как на отступника, пожелавшего из честного сына отецкого стать безродным варягом.

Если дружина уйдет, то кияне немедленно окажутся тем же, кем были до прихода северных вождей: данниками хазар под властью древлянских князей. И что будет с ней, Ельгой? Из гордой дочери могущественного рода она мигом превратится в полонянку, какой была мать Свена!

– Не ходят без князя в дань! – настаивал Вячемир. – С князем ряд кладется, что ему брать, и сколько, и где, и когда! Князь дань берет и лучших мужей жалует. А без князя как? Нынче мы с тобой ряд положим, завтра с ним, потом с ним! – боярин сердито потыкал рукой в пространство, мысленно видя там еще несколько таких же Фарловов. – И с каждым новый ряд! Вы меж собой передеретесь, каждый будет норовить в свою дань пойти! И кончится род наш и земля наша, прахом пойдет! Нет уж, на это мы согласия не дадим!

– Ну что же! – Асмунд, взглядом попросив Фарлова подождать, улыбнулся боярам. – Если без князя нельзя, а Свен вам нехорош… Пусть нашим князем будет она! – он кивком указал на Ельгу. – Мы посадим ее на лошадь – в седле она держится хорошо, третьего дня мы все видели это сами! Как она скакала по лесу за туром, ловкая и отважная, как сама Скади! Не дрогнула и догадалась, как спасти себя! А может быть, боги спасли ее и тем указали, что она им нравится. Она настоящая дочь старого Хельги конунга и при том, – он выразительно поднял палец, – законное его дитя! Ее мать была госпожой старинного рода и жрицей, мудрой женщиной. Всякий, кто видел, как Ельга рассудила ту старую тяжбу о земле, признает, что она достойная дочь обоих своих родителей. Боги дают понять, что она любима ими и одарена мудростью не по своим юным годам. Неудачно вышло, что она родилась женщиной, но если это единственный способ нам спасти себя от голода, а вас – от рабства, то конунг-женщина лучше, чем никакой!

Асмунд был моложе Фарлова – лет двадцати семи. Весьма приглядный собою, с рыжими волосами и небольшой рыжей бородой, с яркими голубыми глазами, с широким, готовым к улыбке ртом, он был всегда весел и любим в дружине. Вот и сейчас в ответ на его речь по столу со стороны гридей пролетела волна одобрительного гула.

Ельга молчала, глубоко дыша и не зная: не смеются ли над ней? Ее приключение с туром наделало немало разговоров в Киеве; вспоминая его, она не верила, что так легко отделалась. Еще болели отбитые ребра, на ногах и на плече оказались синяки, но это мелочи. Не насмехается ли Асмунд над ее отвагой?

Ища ответа, она взглянула на Свена. Его лицо приобрело замкнутое и мрачное выражение. Он не считал, что Асмунд смеется, но не знал, как отнестись к его словам.

– Я убью всякого, – наконец заговорил он, и все стихли, услышав его низкий голос, – кто усомнится в достоинстве и мудрости моей сестры…

Ельга затаила дыхание: этот разговор казался ей нелепым, но страшно было, чем ответит Свен на такое унижение его достоинства. Гордость ему досталась на ту половину его крови, что была от князей, а не на ту, что от матери-полонянки.

– Но если вы, мужчины, назовете своим вождем женщину, не скажут ли люди, что вам следует надеть рубахи с разрезом во всю грудь[21] и взяться за прялки?

– Она будет нашим стягом и нашим благословением, – ровным голосом ответил Фарлов. – А кто будет нашим вождем в битве… мы это выясним, как подобает мужчинам. Ты тоже можешь попытаться.

Ельга наконец вдохнула; голова шла кругом. Впервые в разговорах недовольной дружины возник столь определенный замысел. Видно, все устали ждать в бездействии. Но то, что предлагал Асмунд, ей казалось диким. Возглавлять дружину в полюдье! Быть тем самым князем, для кого и от имени кого дань собирается! Это не в Купалии на белом коне кататься и даже не мед в яму лить. Это уже… это уже быть князем совсем по-настоящему. Но женщина так же этого не может, как не может летать в небе. Княжескую власть, как меч и коня, боги издавна предназначили для мужчин. Ее засмеют… Скажут, захотела мужиком стать!

– Не сомневайся, госпожа, – улыбнулся ей Асмунд; видимо, смятение слишком ясно отражалось на ее лице. – Кровь конунгов в тебе важнее, чем то, что ты родилась не мужчиной. Женщинам такого высокого рода, как у тебя, в Северных Странах кладут в могилу мечи, чтобы Один видел – им место в Валгалле, среди валькирий, а не в темных селениях Хель.