Дар берегини

Бык бежал через редколесье, и Ельга скакала прямо за ним, держась вдоль цепи вывернутых копытами комьев дерна – следов тура. Казалось, весь лес кричит, свистит и скачет, и ее несло общим потоком.

– Стой! Не уйдешь! – вопил где-то сбоку от нее Славигость, но она даже не оглядывалась, сосредоточившись на том, чтобы не вылететь из седла.

– Гони, гони! – голосили отроки.

Раздавался заливистый свист, хруст и треск веток. Тур ломился через лес, порой скрываясь среди ветвей, потом снова показываясь на открытом клочке. Гриди на своих конях мелькали по бокам, то скрываясь за деревьями, то вновь появляясь; Ельга отмечала, что обгоняет то одного, то другого, но не знала, как сильно вырвалась вперед.

Позади вдруг раздался негодующий крик, брань, «йотуна мать». Ельга не сообразила, что это значит, отметила лишь, что это голос Свена и что он раздается у нее за спиной. Не оглядываясь по сторонам, она не заметила, что они со Славигостем опередили всех, даже Свена: боярин благодаря хорошему коню и собственной ловкости, а она – поскольку была легче всех остальных всадников. Только сейчас она осознала, что между нею и быком никого из гридей нет. Свен заметил сестру впереди; в исступлении он ударил коня плетью, но и Ельга безотчетно сделала тоже: ей казалось, что если она скачет впереди других, то все остальные уже преследуют ее, как дичь.

А тем временем Славигость, опередив всех, уже почти поравнялся с туром. Заметив, как он вытаскивает из ножен на поясе длинный хазарский кинжал – еще один подарок от степной родни, – Ельга постаралась придержать кобылу. Но та, возбужденная непривычной скачкой, слушалась плохо.

Славигость поравнялся с быком и теперь, уклоняясь от веток, выбирал миг, когда между ним и животным не будет никакой растительности. Холка тура находилась на одной высоте со всадником в седле и казалась живой, бегущей горой. От топота тяжелых копыт содрогалась земля. Завороженная и напуганная, Ельга едва дышала, не зная, то ли пытаться удержать лошадь, то ли продолжать гнать, чтобы не отстать.

У нее на глазах Славигость сблизился с туром почти вплотную и, изловчившись, ударил его кинжалом прямо в шею. Он метил в гривную жилу[20]; попади он туда, ему осталось бы лишь нажать на рукоять, чтобы острейшее лезвие рассекло жилы и мышцы, и тур был бы мертв через несколько ударов сердца.

Но в гривную жилу Славигость не попал: скачка по неровной лесной земле сбила руку. Однако острое лезвие кинжала вонзилось в мышцы шеи; ощутив резкую боль, бык дернулся, и Славигостю пришлось выпустить рукоять кинжала, иначе он бы вывихнул себе запястье.

Раздался неистовый рев, и у Ельги сердца скакнуло в пятки: она всей кожей ощутила, что совсем близко от нее находится дикий, мощный, разъяренный зверь. А между ними лишь Славигость и его лошадь.

Славигость отшатнулся, но кинжал остался торчать в шее быка, причиняя тому острую боль. Разъяренный, тур замедлил бег, повернулся и вдруг кинулся на боярина. Ельга успела лишь вскрикнуть – с быстротой, которой она не ждала от такой тяжелой туши, тур подался к Славигостю, нагнул голову, подцепил коня под брюхо своими огромными рогами и отбросил.

Раздался человеческий крик, ржанье лошади. Славигость и его конь просто исчезли – Ельга не могла оглянуться, чтобы посмотреть, куда они упали и что с ними стало. Лишь до ушей ее донесся, почти заглушенный прочим шумом, треск ломаемых веток и звук удара.

Тур оказался прямо перед Ельгой. Не зная, что ей теперь делать, она снова придержала лошадь, и та, сама утомленная скачкой, послушалась. Бык бил копытами в землю, опуская голову и яростно фыркая. Из холки его торчала посеребренная рукоять кинжала. Ельга даже не успела понять, чем ей грозит такое соседство; ее пугала сама близость этой разъяренной огромной туши.

А бык, и так не отличавшийся ни хорошим зрением, ни здравомыслием, смотрел на Ельгу и ее лошадь. Славигость исчез с его глаз, и теперь он думал, что его враг, причиняющий такую боль – вот это пятно соловой лошади с чем-то белым на спине.

И едва Ельга успела сообразить, что ей следует как можно быстрее отступить назад, бык бросился на нее. Ему оставалось несколько шагов; ни развернуться, ни ускакать она уж не успевала. Она сделала то единственное, что ей оставалось: резко подняла лошадь на дыбы, ею загородившись от рогов.

С разгону рога вонзились лошади в брюхо. От удара тяжеленного, разогнавшегося тела Ельга ощутила мощный толчок; мать-земля содрогнулась и швырнула ее с места прочь. Лошадь дико закричала и завалилась на спину; небо и земля поменялись местами в глазах Ельги, а потом земля ударила ее по боку, едва не вышибив дух. На ноги ей рухнула лошадь; ее кишки вывалились наружу, она продолжала истошно ржать и биться, и Ельга безотчетно попыталась отползти, чтобы не быть убитой тем или другим раненым животным. От смерти ее отделяла преграда не толще листочка березы – только это она сейчас и понимала. Край бездны был совсем рядом, оттуда дышало холодом, и вот-вот она туда соскользнет, скатится безвозвратно… Так внезапно – и непоправимо.