Дар берегини

И метнул сулицу в сторону древлянского войска. Добросить до первого ряда на таком расстоянии было нельзя; вспоров воздух, сулица упала посередине. Однако свое дело она сделала: пространство мира между войсками было убито и превращено во владения смерти.

Киевское войско ответило дружным ревом.

Ингер неспешно извлек меч из ножен. Пропели рога. Ингер вытянул руку с мечом вперед, указывая железной молнией на темнеющую тучу деревского войска. По очереди вновь отозвались рога по всем трем частям киевского войска, перекликаясь и подтверждая готовность.

Вся разом киевская рать качнулась вперед и двинулась, топча снег на русле, к низкому левому берегу. Туда, где лишь ломкий строй желтых сухих камышей отделял их от врага.

Древляне ждали, не двигаясь. Затаив дыхание, выжидали знака: стрелы лежали на тетивах, топоры в руках.

– Стре-е-елы-ы-ы! – протяжно закричал Полынец, привстав в стременах и взмахом секиры указывая на вражеский строй. – Да побьет Перун псов киевских!

Древлянские старейшины подхватили крик, передавая каждый своей ватаге; будто эхо, он прокатился из конца в конец строя. И не успел он затихнуть, как лучники дали первый залп. Туча стрел взлетела к серому небу и пала на киевскую рать. Затем выстрелы захлопали вразнобой: древляне спешили опустошить тулы, пока дело не дошло до ближнего боя, где луки станут бесполезны. Пока же древляне расходовали стрелы не зря: в воеводских дружинах щиты были у всех, но большинство ратников оставалось без этой защиты. Брызнула первая кровь, там и здесь падали тела, нарушая слаженное движение строя, и оставались темнеть на снегу. Раненые шевелились, торопились под прикрытием строя отползти назад, но многие не двигались, убитые наповал.

Стремясь уйти из положения легкой цели, кияне ускорили шаг. Более защищенная, Ингерова дружина в середине вырвалась вперед, крылья поотстали, но единство строя пока держалось.

Еще несколько мгновений – и оба войска столкнулись. Луки полетели на снег, взметнулись топоры. Княжеская дружина первой врубилась в древлянский строй и стала давить, пытаясь прорваться к Полынцу и боевому чуру, однако древляне держались. В середине их строя, возле воеводы и чура, собрались сильнейшие бойцы, наиболее крепкие, опытные мужчины, способные стойко встретить напор врага, вооруженного лучше них. Топоры так и мелькали, нанося стремительные сильные удары, жала копий искали себе цель, метя в лица, под край щитов, в любое открытое место. В гуще рубки убитые и раненые падали под ноги, мешая идущим следом дотянуться до врага. Вскоре в середине строя вырос целый вал из мертвых тел. Не имея возможности сблизиться, кияне и древляне застыли по обе стороны от этого препятствия, пытаясь дотянуться копьями. Снова пришло время лучников: с обеих сторон они осыпали противника стрелами, прячась за щиты и спины товарищей. Почти в упор стреляли без промахов, выбивая из вражьего строя одного бойца за другим.

На левом крыле киянам пришлось туго: там древлянский строй, превосходящий численностью, был длиннее и загнулся, окружая киян. Отбиваясь и спереди, и сбоку, поляне быстро утратили порядок, сбились в кучу. На этом крыле стоял среди прочих и Славигость: как глава многочисленного рода, он привел дружину из трех десятков отроков и сам бился среди них, под собственным небольшим боевым чуром.

Зато на правом крыле дела киян шли успешнее. Здесь находился сам Свен; как он и задумывал заранее, его хорошо вооруженная гридьба, снаряженная щитами и шлемами, стремительно сблизилась с древлянами, слитно метнула сулицы и пошла на слом. Прочным железным кулаком гриди ударили в скулу древлянского войска, опрокинули, порубили и перекололи стоявших на пути. Душа уходила в пятки от низкого рева дорвавшихся до рубки бойцов, от воплей умирающих, от лязга железа и треска щитов. Гудели рога, будто Марена десятком голосов издавала торжествующий вопль перед такой богатой поживой.

Полынец, которому с седла было хорошо видно кипение битвы, первым понял, какая стряслась беда. Он видел, как было смято крыло, как варяги прорвались древлянам в тыл и вот-вот могли ударить в спины срединной части строя. Лишь на миг смутившись от этого жуткого зрелища, он тут же опомнился и понял, что нужно делать.

– Все ко мне! – закричал он и пустил кобылу вскачь вдоль строя. – Воротись! Все ко мне!

Еще можно было повернуть задние ряды войска и успеть заткнуть прореху, отразить натиск, грозящий разорвать и смять древлянский строй.