Дар берегини

– Я вот что мыслю, – сказал старейшина Здоровец. – Когда разобьем древлян в поле, перебьем тех, кто над ними сейчас главенствует, тогда с этих клятву надо взять назад отправить. Пусть правят, а мы с них будем дань брать. Вот и пригодятся.

Собравшиеся взглянули на князя. Ингер помедлил, но покачал головой:

– Нет.

Стояла тишина, все ждали княжьего слова.

– Мы принесем их в жертву Перуну, чтобы он держал нашу руку. Это даст нам милость богов, а древлян лишит удачи. Подорвет их дух, лишит чести, покроет позором. Их лучшая кровь прольется на землю еще до битвы, и в битве они будут поражены смертным ужасом и обречены.

В гриднице поднялся гул. Принесение в жертву людей случалось редко – только при больших общих бедствиях и по случаю войны. Война еще не началась по-настоящему, но кровь пленных уже должна была пролиться. Это действо требовало умения, которого никто не ждал от столь молодого князя.

Свен нахмурился. Для чего Ельга выдумывала ту «древлянскую баню», для чего он сам ездил в Малин, ставя под удар свою жизнь и честь – чтобы взять пленников живыми и неповрежденными! А теперь другой, тот, кто не брал их, собирается древлян убить? Заколоть, будто связанных баранов? Свен понимал, что от такой жертвы перед сражениями будет большая польза, но его коробила мысль, что это средство, им с с таким трудом добытое, даром достанется его сопернику.

– Что же, – заметил Вячемир, глянув на его недоброе лицо, – и такое бывало. Порядок мы ведаем…

– Кого из них ты хочешь отдать Перуну? – спросил Славигость.

– Всех, – просто ответил Ингер.

По рядам собравшихся пробежал ропот.

– Но их же там… с Щуром два десятка, с Боголюбом десяток прибыл… тридцать человек! – воскликнул пораженный Славигость.

– Нам нужен весомый дар. Дорогая жертва. Этой жертвой будут лучшие мужи древлян и сам князь малинский. Пусть Перун видит, что мы не скупимся ради его милости.

Старейшины в смятении рассматривали своего юного князя. Сидевший на высоком столе стройный молодец, красивый, как ясный месяц, был внешне невозмутим, хотя некоторые признаки указывали на его волнение.

Тридцать человек! Три десятка здоровых, зрелых мужчин он требовал умертвить, как поросят, чтобы склонить на свою сторону милость бога битв.

Решение это далось Ингеру не так легко, и не раз он тайком обсуждал его с самыми близкими: с женой, с Ивором, с Ратиславом, с кое-кем из холмоградских бояр. Умертвить разом тридцать человек – это будет такой удар, что гул от него разнесется по всем слоям бытия, от вершин Занебесья до самого дна Подземья. Но Ингер видел необходимость сделать это – громко заявить людям и богам о своей решимости вырвать победу в своей первой войне в новых владениях. Поразить ужасом своих и чужих, чтобы никто уже не смел сомневаться в силе духа и удаче молодого князя. Пусть не ждут от него мягкости и слабости. Он молод, но безжалостен к своим врагам и никому не позволит встать поперек дороги.

Даже Свену и его приспешникам это послужит уроком.

«Придется Свена согласие спрашивать, – предупреждал князя Ивор. – Это его добыча, он ее взял, не мы. Его люди там стоят. Воспротивится – не драться же с ним».

«А почему не драться? – возмущенно ответила Прекраса. – Как он посмеет против княжьей воли встать? Он кто? Он сын рабыни! Цветной кафтан натянул, так думает, он князю стал равен? На любую свинью кафтан надеть можно».

«Весь этот город – мой! – напомнил кормильцу Ингер. – И все что в нем – мое. Мне решать, как и с чем просить у Перуна помощи».

«Ты прав! – горячо поддерживала его Прекраса. – Все они только служили тебе, когда делали эти дела!»

Сейчас, когда князь высказал свою волю, все в гриднице смотрели на Свена и ждали его ответа.

– Вы древлян в тальбу брали, да толку с того не было, – сказал Ивор. – Выкупа вам не дали, войны не убоялись – так и чего их беречь? Вечно, что ли, в той избе держать? Кормить только даром. А так и от них, псов, толк будет.

– И Боголюба тоже – Перуну? – с сомнением спросил Свен.

– Его первого. Человек княжеской крови – самый лучший дар.

Свен медлил с ответом. Он помнил, как сидел за столом Боголюба и ел его хлеб. И хотя за тот стол его привели коварные замыслы, горькой смерти хозяину он не желал. Не думал, что Боголюбу предстоит нечто более страшное, чем плен. Так значит, он привел старика в Киев, чтобы тот стал жертвой на камне у дуба… Вот чем кончатся их беседы среди венков и песен купальских!

«Эй, парень! – услышал вдруг Свен незнакомый голос. Привыкнув, он не стал оглядываться, поскольку сразу понял: это заговорил с ним кто-то из живущих в его мече. – Если ты хочешь еще когда-нибудь увидеть ту женщину, с которой свел знакомство в Малине, постарайся спасти ее старого мужа от смерти».

«Это еще почему?» – мысленно отметил Свен, до того успевший мельком подумать: а недурно, что Ружана овдовеет еще до начала войны.