Дар берегини

– Когда я сватался к Эйфриде Прекрасной, я дал клятву ее отцу, – Ингер прикоснулся к рукояти меча, – что она разделит со мной все, чем я буду владеть: богатства, сокровища, власть и почет. Я не нарушу моей клятвы. И если земля Полянская признает своим князем меня, исполняя волю вашего отца, то должна признать и мою жену. Я сказал это вашим людям. Если ты тоже хочешь мира в семье и благополучия вашей земле, то должна поддержать нас.

– Даже князь не может нарушать поконы своей земли. Но есть выход. Когда твоя жена родит здорового сына, когда все кияне увидят, что боги и деды послали вам наследника, это будет знак, что госпожа Эйфрида принята ими. Когда ваш сын родится, будет наречен именем князей русских, посажен на коня, его мать получит все законные права княгини.

– Но это значит, что три… четыре года я буду править без княгини! – Ингер возмущенно подался к ней.

– Обязанности княгини перед богами будет нести кто-то другой, – вставил Свен.

Ингер глянул на него в недоумении – он и не ожидал, что побочный сын Ельга, которому он мысленно отвел обычное место десятского в дружине, посмеет вмешиваться в разговор. Потом снова перевел взгляд на Ельгу:

– Ты?

– Люди киевские готовы были признать меня госпожой.

– Люди киевские должны повиноваться воле своего покойного князя, который все оставил мне!

– Если ты взял жену из безвестного рода, не держа совета с киянами, ты не можешь принуждать их подчиниться княгине, взятой без их согласия! – сказал Свен.

– Пойми, брате! – мягко воззвала Ельга к Ингеру. – Быть князем или княгиней – это не только власть и почет. Взявший эти звания берет на плечи гору каменную. Взойди Эйфрида сейчас на престол с тобою – каждый колос на нивах, каждый ягненок на лугах будет расти и питаться ее силой и удачей. Но что если ей не хватит сил? В ее жилах не течет божественная кровь священных наших предков. Она не возводит род ни к Перуну, ни к Сварогу, ни к Одину. Назвать ее княгиней – все равно что сделать меч не из железа, а из… ржаного теста! Много ты таким мечом навоюешь? Ее не учили приносить жертвы и творить обряды. Знатные девы учатся этому по пять, по семь лет, как я училась. И нет беды, если госпожа Эйфрида повременит три-четыре года – за это время она обучится всему нужному и докажет, что боги не отвергнут поднесенную ее руками чару.

– Девушка истинное дело говорит, – к удивлению Свена, поддержал Ельгу Ивор – дородный боярин-кормилец, вдвоем с еще одним незнакомым бородачом сидевший под оконцем. – Случись неурожай, побей Перун нивы градом, или мор какой зимой навалится – нас же обвинят. Скажут, княгиня молодая богам неугодна. Зачем под удар себя ставить, пока еще не знает нас сия земля? А года за три укрепишься, племена непокорные усмиришь, люди к тебе привыкнут – тогда волю свою творить сподручнее будет.

– Когда собирались мы с древлянами воевать, то боялись, что не даст нам Перун победы, если нет у нас истинного князя, – продолжала Ельга, взглядом поблагодарив Ивора. – Этот князь – ты, брате, и с тобой Перун благословит оружие русов и киян. Но княгиня – такой же воин. Не в ратное поле с мечом, а на нивы с серпом она выходит, но ее нива – божье поле, ее серп всю землю кормит. Мы… – она бегло оглянулась на Свена, – не нарушили покон и не назвали своим князем человека, чей род… недостаточно высок для княжьего стола. Не нарушай и ты.

«Мы не приняли в князья сына рабыни, оберегая это место для тебя, так не вынуждай нас принять в княгини дочь перевозчика!» – хотела Ельга сказать, и Ингер смутно понимал ее мысль, хотя о притязаниях Свена почти ничего не знал. Но смириться не хотел: Прекраса казалась ему частью его самого, и он не принимал мысль взойти на престол в одиночку, оставив ее у ступеней.

– Но разве ваш отец оговаривал, что я должен быть женат на знатной женщине, чтобы получить его наследство? – сердито, с обидой возразил Ингер.

– А разве ему надо было оговаривать, что у тебя должно быть по две руки и ноги? – буркнул Свен.

Некоторые очевидные условия, создающие князя, были известны даже ему, сыну северянской пленницы!

– Оставь, сокол мой, – Эйфрида вдруг коснулась руки Ингера. – Твои родичи правы. Чему меня учили на броде нашем, в Выбутах? Кур кормить да зелья наговаривать. Только челном меня научили править, куда мне править землей Русской! Сделаюсь княгиней – осрамлюсь только и тебя осрамлю. Если есть здесь девица рода высокого и разумом добрая, пусть она чару богам подносит… пока не выйдет срок. А я уж не замедлю, – она улыбнулась слушателям, ловившим каждое ее слово. – Еще до новой жатвы, милостью богов, – она смущенно отвела глаза, что придало ей лукавый вид, – будет у нас сын, а у стола киевского – наследник.

Ингер улыбнулся и сжал ее руку. Вид у него был торжествующий – он гордился своей женой, не имевшей других изъянов, кроме низкого рода.

– Но я желаю и требую, – вновь повернувшись к родичам, он обвел их строгим взглядом, – чтобы отныне никто не называл мою жену ее прежним именем – Эйфрида. Ее имя – Ельга. Ельга Прекрасная. Перед людьми, перед дедами и самими богами она – часть рода княжьего.