Дар Астарты

В эту ночь, когда трос взрослых заснули в маленькой кормовой каюте, Небби выскользнул из своей койки и быстро взбежал по лестнице. Он остановился на палубе, там, где висел водолазный костюм деда, и тихонько, осторожно достал громадный медный шлем, поблескивающий в слабом свете звезд. Обеими руками, с трудом и неловко потащил он его по доскам палубы; воздухоносная трубка развертывалась вслед за ним. Шлем был слишком неуклюж и его трудно было надеть на курчавую головку. После нескольких неудачных попыток мальчик положил его набок, сам стал на колени, пригнулся к доскам и всунул в него головку, потом с большими усилиями поднялся на ноги и начал пятиться по направлению к поднятой из воды лестнице деда. Ему удалось ступить на перекладину левой, потом правой ногой. Медленно и с трудом спускался мальчик. Правда, босая ножка ребенка коснулась воды на четвертой перекладине. Небби остановился, но через секунду спустил и вторую. Вода была теплая, приятная, и Небби недолго колебался. Еще перекладина, золотоволосый ребенок снова остановился и постарался заглянуть в воду. От этого движения громадный шлем покачнулся назад, маленький носик Небби ударился о его край, из решительных глаз полились слезы; держась правой рукой за лестницу, Небби попробовал левой поправить шлем.

Он стоял по колено в воде, а перекладина, на которой держались его ноги, была скользкая, осклизшая… Одна из ножек ребенка соскользнула с нее, потом и другая. Громадный шлем страшно покачнулся, ударил его, и рука Небби выпустила веревку. Послышался заглушенный крик. Маленькая рука отчаянно взмахнула, но было уже поздно: Небби падал… Всплеск не сильный; никто не услыхал его, никто не заметил. И вот через мгновение на воде осталась только легкая рябь да воздушные пузыри. Трубка бесшумно и быстро скользила, поворачивая свою громадную деревянную катушку.

V

Рано утром дед узнал о несчастье. Он проснулся и хотел набить трубку, и в эту минуту увидел, что койка Небби пуста. Закки быстро поднялся на палубу по маленькой лестнице. Развернувшаяся трубка молчаливо сказала ему все. Закки страшно закричал; полусонные Нед и Бинни прибежали в нему. Они вытянули на палубу воздушную трубку, но, когда большой шлем очутился в их руках, в нем не было Небби; только несколько золотистых волосков запутались около винтов…

Дрожащими руками надевал на себя дед свой каучуковый костюм; Бинни и Нед молчаливо помогали ему; секунд через сто он уже бродил по дну спокойного моря. Нед работал с насосом и, не скрывая, время от времени вытирал глаза обратной стороной своей свободной волосатой руки.

Бинни, человек более суровый, но с таким же мягким сердцем, молчал, устремив все свое внимание на воздухоносную трубку и сигнальную веревку; его рука нежно держала веревку, ожидая условленного знака. По движениям же трубки он мог сказать, что старый Закки бродит по морскому дну, делая все расширяющиеся крути.

Весь этот день Закки то и дело спускался на дно, и каждый раз оставался под водой так долго, что, наконец, Бинни и Нед стали протестовать. Старик обернулся к ним, и из его губ вырвался такой нечленораздельный вопль, полный муки и гнева, что они замолчали.

Три дня дед искал тело внука; море было тихо, но он ничего не нашел. На четвертый Закки пришлось отвести барку на мель, потому что поднялся свежий северный ветер; волнение не прекращалось две недели. Все эти дни старик, Бинни и Нед бродили по берегу, отыскивая «выкинутое морем». Но море, в силу одной из своих тайных прихотей, не принесло на отмель золотоволосого мальчика.

Погода снова стихла; барка вышла на обычную работу. Теперь не стоило искать Небби. Барку остановили опять на старом месте; Закки сошел под воду. И вот, в сером полусвете подводного царства, он прежде всего увидел морского коня, все еще крепко привязанного к толстому растению.

Это было ужасно для Закки. Игрушка так напоминала ему Небби, что старику бессознательно показалось, будто мальчик где-нибудь вблизи; вместе с тем, смешное и уродливое неодушевленное создание послужило для него наглядным воплощением невыразимого одиночества и печали, охвативших его старое сердце. Через толстое стекло своего шлема он со злобой посмотрел на игрушку и уже замахнулся над ней своим топором; но в нем совершилась внезапная перемена; он наклонился, привлек к себе молчаливую палочку-лошадку и стал, как безумный, баюкать ее, точно это была не деревяшка, а его мальчик…

Шли дни; старый Закки стал спокойнее и покорнее судьбе; но он не отвязывал морского коня, который покачивался там, в полусумраке воды, прикрепленный к морской траве. С каждым днем Закки все усерднее искал чего-то кругом игрушки, и эти поиски постепенно начали ему казаться менее неблагоразумным и бесцельным занятием.