Дар Андромеды

Он резко обернулся. Кауфман медленно шел к нему, ухмыляясь. — В любом случае, девушки здесь нет, — продолжал немец. — О ней заботятся. Тем временем мадемуазель Гамбуль желает вас видеть.

— Где? — проворчал Флеминг. — И когда?

Улыбка Кауфмана исчезла. — Сейчас, — сказал он. — Ты пойдешь со мной. — Он повел его к своей машине.

Они поехали к дому Салима. Там не было солдат, и никто из слуг не встретил их, когда они поднимались наверх. Кауфман открыл дверь и жестом пригласил Флеминга войти. Дверь закрылась, и он остался один.

Он обошел знакомую комнату, где впервые встретил Салима, а затем вышел на балкон. Прошло несколько мгновений, прежде чем он перешел в дальний конец, где вокруг стола стояла какая-то плетеная мебель. На столе стояли бутылки виски и стаканы. Он чувствовал, что ему нужно выпить.

Его подход к столу привел его мимо солнцезащитного экрана и рядом с шезлонгом. Он невольно издал потрясенный вздох.

Жанин Гамбуль лежала на боку, ее голова свесилась через край, а рука безвольно свисала на пол. Ее лицо выглядело бледным, как воск, за исключением красной линии губной помады и темного карандаша бровей, а глаза были полуоткрыты и остекленели.

Первой реакцией Флеминга было то, что она мертва. Он наклонился и положил руку ей под голову, поднимая ее обратно на шезлонг. Она застонала.

Затем, когда он прижал ее руку к телу, он увидел стакан на полу. Он понюхал его: от него пахло виски.

Он уже собирался оставить ее, когда она полностью открыла глаза и рассмеялась. Она с трудом приподнялась в полусидячее положение и неуклюже помахала ему рукой.

— Ты думал, я умерла? — хихикнула она. — Как видишь, это не так. Я велела Кауфману пригласить тебя сюда. Я хотела поговорить. — С нарочитым усилием она опустила ноги на землю и неуверенно встала. — Давай я принесу тебе выпить. — Она, пошатываясь, сделала несколько шагов к столу.

Она плеснула немного виски в два стакана, а затем огляделась вокруг. — Сифона нет, — хрипло пробормотала она. — Я пила его чистым, но тебе нравится содовая, да? Салим, должно быть, держит его в своей комнате. — Ей удалось взять два стакана и, пошатываясь, направилась к двери с балкона. Флеминг стоял неподвижно, наблюдая за ней.

Она остановилась и полуобернулась. — Почему ты так на меня смотришь? — хрипло спросила она. Затем, с лукавой улыбкой: — Бесполезно строить догадки обо мне; не раньше, чем я узнаю больше о другой женщине, твоей женщине…

Она снова двинулась в путь, поставив два стакана на тяжелый буфет, покачиваясь над нижним шкафом.

Там было два сифона, но, по-видимому, было слишком сложно вытащить один из них. Вместо этого она наклонилась со стаканами по очереди и брызнула в них содовую. Флеминг, который подошел к дверному проему, не видел, как неторопливо и аккуратно она наполнила по одному стакану из каждого.

Она напевала маленькую французскую песенку о любви, покачиваясь в его сторону. Она протянула ему один бокал, а другой опустила в мягкое кресло.

— Расскажи мне все о своих подружках, — пробормотала она, глядя на него поверх своего бокала.

— Разве Абу Зеки не сказал тебе всего, что тебе нужно знать? — угрюмо спросил он.

Она хихикнула. — О, нечто совершенно фантастическое. Настолько абсурдно, что я, конечно, верю в это — и хочу знать больше. A votre sant!^[4] — Она подняла свой бокал.

Флеминг поколебался, а затем отхлебнул из своего стакана. От вкуса виски во рту ему стало легче. Он решил немного подыграть ей. Она все еще вела себя пьяно, ее речь была невнятной, а тело безвольным. Это делало ее более привлекательной, чем обычно.

— Что ты имеешь против нас? — спросила она. — Запах коммерции? Грязь, которая должна прилипать к деньгам?'

— Отчасти, — проворчал он.

— У нас не такой уж плохой послужной список в этой стране, — продолжила она.

— Здесь ничего не было, пока мы не пришли. Теперь, когда Салим взял верх, мы можем продвинуться еще дальше. — Ее глаза блестели от волнения. — Возможно, мы станем сказочными и великими, как средневековая Венеция или Ост-Индская компания. В любом случае скоро никто не сможет конкурировать с нами. Весь мир будет у наших ног.

— Или у её, — заметил он, снова отпивая из своего стакана.

Она наклонилась вперед. — Её? — повторила она. — Почему бы тебе не рассказать мне о ней? Есть что-то, что знает только она одна? Что-то, что она сделает?'

Ее глаза были устремлены на него, немигающие, злобные. У него было нелепое чувство, что она его гипнотизирует. Чтобы прервать это, он отвернулся и залпом допил остатки виски.

Когда он поставил стакан, то понял, что в напиток подмешали наркотик. Его ноги ослабли, и он не мог остановить свой разум, бесцельно блуждающий в причудах прошлого. Он нащупал стул, который не мог как следует разглядеть, и плюхнулся в него.

Гамбуль тут же оказалась напротив и встала над ним.

— Теперь ты мне расскажешь, — приказала она.

Сначала он говорил нерешительно, предложения были незаконченными, темы тривиальными и несвязанными; но к концу получаса она узнала всю историю.

Она долго сидела, глядя на полубессознательного Флеминга, неловко развалившегося в кресле после допроса.