Да, главный отрыв должен быть поколенческий. У нынешних, крепко приросших юзеров, едва ли возникнет такой серьёзный драйв. А вот у их детей… Я живо представляю себе родительское собрание в школе будущего. Обвешанные гаджетами овощи-папаши, и суровая училка, которая вздымает к небу навороченный смартфон в дрожащих руках и вопит:
«Положение в нашем классе катастрофическое! Сидоров уже больше месяца не обновляет свой блог на нашем школьном портале! Его соседка по парте Иванова, бывшая отличница, на прошлой неделе отказалась продолжать обсуждение творчества Дмитрия Айзеншписовича Билана в нашем онлайновом форуме! А Петров и Васечкин – это вообще кошмар! Они перестали отмечать свои перемещения на Гуглокартах! И эта опасная зараза вот-вот распространится на весь класс! Куда мы катимся, дорогие родители?! Нужно срочно что-то делать!»
Зато вторую половину этой картинки я представляю очень смутно. И правильно, такой она и должна быть. Я лишь слышу этот партизанский шёпот из детства: «Пошли за дом!». И вижу стрелку, нарисованную мелом на асфальте у подъезда. Но дальше – туман. Я не знаю, куда приведет их этот шёпот и эта стрелка. Знаю только, что если их ответ будет утвердительным, за углом обязательно будет ждать следующий ключ. А потом ещё один, и ещё. Так и начинается настоящая дорога.
Летучий остров
Нет, никакого «Артека» у меня в детстве не было. В «Артек» из нашей провинциальной школы ездила одна только отличница Ирка. Оттуда она привезла несколько дурацких песенок, и с гордым видом распевала их вместе с другими девчонками на заднем сиденье автобуса, в котором мы ездили «на картошку». Это были такие пионерские пародии на Пугачёву: «Есть у меня один маленький апельсин, маленький и гнилой, но всё равно он мой!». Мы надевали девчонкам на головы вёдра или закидывали их картошкой, когда они доставали нас этим своим апельсином.
А на каникулах родители возили меня и брата под Сочи, в посёлок курортного типа. Море мне очень нравилось, я мог часами плавать с маской, вылавливая крабов, отшельников и рапан. Но всё остальное, что помимо моря, было каким-то скомканным и торопливым. Забитые автобусы, очереди за столовской котлетой, противно каркающие павлины в Дендрарии и душный летний домик, в котором мы ночевали. Приятные вещи тоже случались, но редко – поймать ночью светляка, а днём увидеть радугу в фонтане-одуванчике у сочинского вокзала. И ехать обратно на верхней полке.
Крым я открыл, когда мне было уже двадцать. Приятели на физфаке вписались в студенческий отряд, собирать груши и персики в Бахчисарае. Ну и я за компанию. Когда груши надоели, мы отправились хипповать на побережье.
Вообще-то мы не знали, как это правильно делается, и потому хипповали как попало. Макс, Женя, Андрюха, Димка, две сумасшедшие Ленки, Марина – состав нашей группы плавал, кто-то выбирал другой маршрут, кто-то задерживался в понравившемся городке, но потом мы опять встречались в каком-нибудь месте силы, и снова болтали обо всëм на свете, устроившись ночевать прямо на берегу под яркими звëздами, или штурмовали вместе маршрутный катер, чтобы доплыть до следующей крымской пристани.
Начали мы с Ялты, ночевали в Никитском ботаническом саду, в нижней его части, которая выходит к морю. Днём мы вылезали через дыру в заборе на секретный пляж, а вечером забирались обратно в парк и спали в овраге под соснами. Там был такой мягкий стелющийся кустарник, наверняка занесенный в Красную книгу.