Даниил Московский

Сколько раз ездил он в Сарай, на коленях молил хана, на брата Дмитрия хулу возводил, а потом, возвращаясь на Русь, сердцем радовался: эвон скачут за ним не одна тысяча татар, они его опора. Хотя и знал городецкий князь, татары будут жечь города, убивать и угонять в Орду русичей, но никаких сомнений, никаких угрызений совести не ощущал при том, жаждал великокняжеской власти и её получил...

В горницу вошёл боярин Ерёма. Под кустистыми седыми бровями бегали маленькие хитрые глазки. Сказал, покашливая:

   — Ростовские бояре говаривают: Владимир-де не по чести стольным городом именуют. Надобно стол великокняжеский в Ростове держать.

   — Пора языки им укоротить.

   — И то так.

Ерёма распушил бороду, помялся:

   — Княже Андрей, княгиня Анастасия город покинула.

   — Одна ль?

   — Да уж нет. Как всегда, при ней Любомир.

   — Он гридин надёжный, коли чего, в беде не оставит.

Боярин хмыкнул:

   — Разве что. Да уж больно часто отлучается княгиня, не случилось бы лиха.

Князь оставил его слова без ответа. Сказал о другом:

   — Ты бы, Ерёма, послал кого в Москву, к боярину Селюте, он, глядишь, и поведает чего о замыслах Даниила и Ивана.

   — Дак и без того известно.

Князь бровь поднял:

   — Либо дружину на Переяславль навести?

Боярин промолчал, а князь своё:

   — Иван на Ногая полагается.

Ерёма вставил:

   — Он и на Михайлу Ярославича как на спасителя смотрит. Эвон тверич на съезде бояр переяславских поддержал.

   — Дойдёт черёд и до тверского князя.

   — Вестимо.

   — Однако ты, Ерёма, пошли к боярину Селюте, хочу знать, чем Даниил дышит. — И уже когда боярин к двери подошёл, сказал вслед: — Московский князь из друга и брата в недруги обратился.

День клонился к вечеру, когда Анастасия подъезжала к городу, далеко оставив позади Любомира. Пустив повод, она всю обратную дорогу думала о случившемся. С той поры, когда её сердцем завладел этот гридин, княгиня жила двойной жизнью. Она боялась выдать себя и давала волю своим чувствам, только когда покидала Владимир. Анастасия видела: Любомир любит её, и это ещё больше пугало княгиню — ну как станет известно обо всём князю Андрею?

Каждый раз Анастасия собиралась сократить поездки за город, но не решалась, потом подумала, что настанет осень и зима, и всё само собой образуется... А Любомир в любви был ненасытен. Княгиня радовалась и огорчалась. Она молила Бога о прощении, но, греша, тут же оправдывала себя: зачем судьба дала ей немощного мужа?

Вот и сейчас Любомир едет позади, Анастасия мысленно сравнивает его с князем, и сравнение не в пользу последнего.

Миновав посад, через каменные ворота въехала в Детинец. Остановив коня, дождалась, когда Любомир принял повод, легко взбежала на высокое крыльцо. В дверях столкнулась с боярином Ерёмой.

   — Князь в гриднице?

   — Там, княгиня-матушка.

Анастасию при слове «матушка» покоробило. Ерёма так называл её всегда, хотя сам годами вполовину старше её. Ужли не хочет замечать, что она совсем молода?

Когда Анастасия вступила в гридницу, Андрей Александрович сидел у стола на лавке, покрытой красным сукном, обхватив голову ладонями. Увидев княгиню, положил руки на столешницу, улыбнулся:

   — Я только о тебе подумал.

   — Отчего бы?

   — Всё резвишься.

   — Лета мои такие, а егда постарею и ноги отяжелеют, тогда на лавке отсиживаться стану.

Князь вскинул брови:

   — Уж не на меня ли намёк?

   — Нет, князь Андрей, ты ещё лёгок на подъем. Что стоит те многоверстовый путь в Орду проделать.

   — В Сарай езжу не скуки ради, а козни княжьи упреждал.

Анастасия скрестила на груди полные руки:

   — Ох, князь Андрей, не криви душой, ты за власть брата родного не щадишь.

   — Дерзка ты, Анастасия, — нахмурился князь, — я терплю тебя, ибо люблю. А что жестоко, так истину глаголешь: коль не я, так меня, жизнь такою. Сама, поди, ведаешь, дай тверскому князю волю, он меня с потрохами сожрёт. А брат Даниил пощадит ли?

   — Но Даниил на тебя обиду держит, потому как ты мыслишь Переяславское княжество перехватить.

   — Аль я скрываю, хочу един всей Русью править.

   — Лаком пирог, да ухватишь ли весь враз?

   — У меня пасть огромная.

   — Ну-ну, князь Андрей.

   — Поди, думаешь, подавлюсь? Так я вином запью.

   — Смотри не захмелей.

   — Я, княгиня, крепок.

   — Мне ли того не знать. А теперь отпусти, князь Андрей, я отдохнуть желаю.

Страшная была ночь, душная, обжигающая. Князь Андрей рвал на себе рубаху, ворот перехватывал дыхание. Хотел звать на подмогу, но голос пропал, из горла только хрип вырывался. А за оконцем сыч кричал, ухал, и князю казалось, птица плачет по нём. Ужли смерть к нему подступила? Навалилась, подмяла, душит костлявой рукой, хохочет.

Князь Андрей Александрович норовил вытереться, да сил нет. Мысль в голове одна — не умереть бы, пожить. Дохнуть хотелось во всю грудь, но воздух горячий, будто кипяток пил.

Только к утру полегчало. Кликнул отрока, спавшего у двери:

   — Выставь оконце.

Отрок поспешно вынул из оконного проёма свинцовую раму, и утренняя прохлада влилась в опочивальню.