Князь Иван потупился.
— Ты думаешь? — спросил Ногай.
— Хан, — ответил переяславец, — чую, дни моей жизни сочтены, и к чему немощному молодая жена?
— Хе, ты рассуждаешь как древний старик. Юная жена — добрый лекарь.
— Умирающего не оживить.
— Твоё дело, конязь, — недовольно промолвил Ногай. — Но если ты когда пожелаешь, я исполню обещанное.
— Добро, хан. Я знал, что найду в те покровителя. Теперь, коли великий князь Андрей замыслит потягнуть меня, я знаю, где сыщу заступника.
Ногай кивнул:
— Ты сказал истину, конязь Иван.
Не ведала, не гадала Дарья, что уже этим летом окажется она в Москве и осядет здесь до конца жизни.
А всё случилось неожиданно. Возвращался из Великого Новгорода московский торговый человек и в Твери, остановившись на отдых, увидел Дарью, юную и пригожую. И нужно сказать, торговый гость тоже был молод и статен, а в девах удачлив. Приглянулась ему девица да и задержался в Твери. Узнав, что зовут её Дарья и нет у неё родных, укараулил, когда шла от обедни, да и предложил:
— Выходи за меня, Дарьюшка, замуж. Я не беден и тя в обиду никому не дам. А зовут меня Парамон, и в Москве, среди купцов, человек я известный.
Не долго думала Дарья. Парамон из себя видный и, по всему, добрый, эвон как ласково на неё поглядывает. Согласилась.
Привёз Парамон Дарью в Москву и вскорости отправился по торговым делам на Белоозеро, да там и сгинул. Видно, лихие люди в пути подстерегли купца.
С той поры жила Дарья в верхней части Великого посада, где монастырь Николы Старого, в купеческом домишке, сажала на огороде лук и капусту, а по воскресным дням, когда шумело торжище, продавала пироги с капустой.
Ни вдова Дарья, ни мужняя жена...
На заре борьбы Твери с Владимиром за великокняжеский стол Москва была малым городом, не соперничавшим ни с Тверью, ни тем паче с Владимиром.
Кремль бревенчатый, что в ширину, то и в длину чуть боле полёта стрелы, стоит на холме, стрельницами красуется, а понизу узкая полоса Подола, заселённая литейщиками и кузнецами, сапожниками и иным ремесленным людом. А на Верхнем посаде жили ювелиры, строили свои хоромы и бояре, кому в Кремле места не досталось.
В последние годы обживалась правая сторона, за Москвой-рекой, на Балчуге. Его облюбовали кожевники-усмошвецы[78].
Когда Александр Ярославич Невский выделил малолетнему Даниилу Москву, удел был нищенский, впору с сумой по миру ходить. Вырос Даниил и понял: надобно земли к Москве приращивать. Без того не подняться Московскому княжеству, потому и взял столь ревностно сторону тверского князя Михаила Ярославича против Андрея Александровича...
Даниил день начал с заутрени. Отстояв в церкви Успения, храм покинул, а к нему уже отрок с вестью радостной — князь Переяславский в хоромах дожидается.
Иван Дмитриевич сидел в гриднице с его, Даниила, сыновьями Юрием и Иваном, беседовали. На стук входной двери переяславский князь оглянулся и, увидев Даниила, встал, шагнул навстречу. Князья облобызались.
— Заждался я тебя, князь Иван. — Даниил радостно посмотрел в глаза переяславцу. — А у нас тут свара случилась с братом моим, великим князем Андреем, на съезде.
— Мне о том уже ведомо от мурзы Четы. У Рязани повстречал его. Сказывал, великий князь недоволен съездом. У меня, князь Даниил Александрович, обратная дорога долгой получилась, из Сарая попал я к Ногаю, его поддержкой заручился.
— То и добре, — довольно кивнул московский князь. — Пусть не мыслит владимирский князь, что с помощью Тохты нас всех за бороды возьмёт. Пока Тохта с Ногаем враждуют, нам дышать легче.
Переяславский князь неожиданно сказал:
— Ногай женить меня удумал, сестру свою отдаёт.
Даниил нахмурился. Иван рассмеялся:
— Ан я отговорился: куда мне жена молодая, я едва по земле ноги волочу. Эвон, с тобой речь веду, а у самого дыхание перекрывается.
Ещё не улёгся гнев великого князя на Даниила и на Михаила Ярославича, выступивших в защиту переяславцев на съезде, как новое известие распалило владимирского князя. Иван возвратился и успел в Москве побывать. Сызнова против него, великого князя, злоумышляли. А Иван совсем плох, соглядатаи уведомили, в пути из Орды едва не скончался. Прибрал бы Господь Ивана, тогда он, великий князь, взял бы на себя землю переяславскую и Даниила силой принудил признать это княжество за владимирским. Но ежели воспротивится, то и Москву на щит возьмёт великий князь. Сказывают, Ногай Ивану воинов обещал, да разве станет хан Ногайской орды затевать вражду с Тохтой?
«Брат Даниил мнит, что коли помог на великое княжение сесть, так за это я ему земли прирежу! Как бы не так, стану я Москву усиливать!.. Хочу единовластно всей Русью владеть, а князья удельные под моей волей чтоб ходили. Того добьюсь, хана Тохту улещу, татар наведу, они помогут».
Разве не хан Золотой Орды посадил его, городецкого князя, на великокняжеский стол и ярлык вручил?