Даниил Московский

Исмаил ел, а монашка, сцепив на животе руки, молча взирала на его трапезу. Вот уже больше шестнадцати лет жила она в этом доме. Служила владыке Феогносту, теперь вот за владыкой Исмаилом доглядывает. Много лет назад угнали её ордынцы, на невольничьем базаре купил её епископ Феогност. Домой, на Рязанщину, она ехать отказалась, никого у неё не осталось, а тут церковь приберёт, и просфоры выпечет, да и владыке приготовит и обстирает...

Монахиня молчалива, но и Исмаил немногословен. Даже в проповедях он краток.

Давно, так давно, что епископу кажется, это происходило не с ним, он, маленький, тщедушный мальчик, жил в Рязани. Отец выделывал кожи, и от бочек, стоявших в сенях, всегда исходил кислый дух.

Рядом с избой была церковь, и Исмаил днями пропадал в ней. От дьячка познал книжную премудрость и службу. Однажды отец сказал матери:

   — Из этого молчуна скорняка не жди, ему дорога в попы...

Когда епископ отодвинул чашу с едой, монахиня сказала:

   — Владыка, старый мастер, что живёт у мурзы Четы, присылал, исповедаться хочет.

   — Что раньше молчала? — недовольно проворчал Исмаил и, сняв с полки нагольный тулуп, вышел из дома.

   — Владыка, ты внял моему зову. Я знал, ты не забудешь меня, когда пробьёт мой час.

Исмаил опустился на колени, положил ладонь на холодный лоб умирающего.

   — Господь услышал страдания твои, искусный мастер.

   — Ведаю, смерть явилась ко мне на чужбине. Заглядывал ко мне в камору мурза, говорил, выкуп за меня назначил. Кому я ныне нужен? Исповедаться хочу, владыка.

Старик долго молчал, Исмаил не торопил. Но вот умирающий едва слышно вздохнул:

   — Ты, владыка, знаешь меня как мастера, но я убивец, татар пожёг... В те годы, когда они в Ростов нагрянули... Набились мне в избу, а я в полуночь выбрался, двери колом подпёр и искру на соломенную крышу высек. И поныне слышу крики людские... Ныне терзаюсь. Жалко, и молю Бога, чтоб отпустил мне грехи мои тяжкие... Может, за моё убивство и обрёк меня Всевышний на вечное страдание? На Страшном Суде готов нести ответ... А ныне, владыка, отпусти мне грехи мои, может, смерть легче приму...

Исповедав, покинул Исмаил умирающего, уходил со слезами на глазах. Трудно, ох как трудно врачевать душу, а ещё труднее отпускать грехи. Что ответит он, владыка, епископ Сарский, когда сам станет перед Господом, судьёй строгим, но справедливым? Может, спросит, как посмел ты, Исмаил, прощать человеку вины его, когда он мне лишь подсуден?

Что ответит он, епископ, на вопрос Господа, чем оправдается?

Терзаемый сомнениями, в ту ночь долго не мог заснуть Исмаил. А когда сон всё же сморил его, привиделся ему Господь. Он стоял высоко, простерев руки, и все, сколько виделось люда, пали перед ним ниц. Но он обратился к одному епископу Сарскому:

   — Как посмел ты, облечённый высоким саном, сомневаться? Я наделил вас, пастыри, властью, чтобы вы отпускали грехи на земле живущим, были лекарями духовными, а на небесах Я вершу суд, и каждый, кто предстанет передо Мной, ответ понесёт по делам его.

Исмаил, как наяву, видел Господа и слышал голос Его. Пробудился, встал на колени перед распятием:

   — Вразумил ты меня, Господи, наставил на путь истинный.

И тут же сотворил благодарственный молебен.

Помолившись, епископ уселся к столу и, обхватив ладонями седые виски, долго думал. Мысли его плутали... Они то уводили Исмаила назад, в прожитое, то уносили в будущее. Епископ говорил сам себе, что вот жил на свете старик, золотых дел мастер, родом из Ростова. Красотой его творений любовались красавицы. Живёт в Сарае прекрасный каменотёс Гавриил. Узоры его украшают ханский дворец, который снова принялись возводить в Орде. Или суздальский плотник Лука, чей топор рубил хану бревенчатый дворец. Скоро уйдут они в мир иной, и кто вспомнит о них? Верно, скажут, глядя на творения их рук: «Трудами рабов, угнанных с Руси, возводился этот город в низовьях Волги». А имена мастеровых? Кто будет знать? Безвестными пришли они в этот мир, безвестными и покинут... Но он, Исмаил, епископ Сарский, видел этих людей, русских по крови, жил их страданиями, терзался вместе с ними душевно. Вспомнят ли о нём? Коли помянут его имя, то пусть помянут и несчастных, живших рабами на чужбине. А уж коли уцелеет что от наших лет и увидят сотворённое потомки, то, верно, изрекут: «Эко диво дивное создали праотцы!» И правду назовут правдой. Помянут добрым словом безымянных творцов прекрасного и помолятся за упокой их душ...

Ударил церковный колокол, позвал к заутрене. Сегодня он, епископ Сарский, проведёт службу. Он прочитает своим прихожанам псалом тридцать третий, в коем Господь спасает смиренных и карает злых. Проповедь свою епископ Исмаил закончит словами из Псалтыря: «Много скорбей у праведного, и от всех их избавит Господь». «Избавит Господь душу рабов своих, и никто из уповающих на Него не погибнет».

Великий князь зиму не любил. Когда за оконцами хором выла метель, ему чудилась волчья стая. Когда-то мальчишкой они с отцом возвращались в Новгород. Князь Александр Ярославич закутал сына в тулуп и, придерживая, успокаивал.