Читаем Даниил Кайгородов полностью

Грязнов — худой, длиннобородый, с неспокойными глазами, одетый в чекмень и шапку, опушенную лисьим мехом, с пристегнутой с боку шашкой, молодцевато сидел на поджаром башкирском скакуне. Со своей армией он остановился недалеко от Челябы в деревне Першино. Здесь к нему после нескольких дней тяжелого похода и явился Кайгородов со своим отрядом.

— Прибыл? — спросил он Даниила слегка глуховатым голосом. — Сказывал мне про тебя Иван Степанович, будто ты немецкую речь и письмо разумеешь?

— Маракую маленько, — скромно ответил Кайгородов.

— Ладно, — Грязнов потер руки, — сколько людей привел?

— Побольше сотни.

— Давай устраивайся на ночь, а вечером зайдешь ко мне. С вами, ребята, — повернулся он к Артему и Варфоломею, которые прибыли вместе с Кайгородовым, — поговорю на особицу. Идите отдыхайте с дороги.

<p><strong>ГЛАВА 32</strong></p>

Оставшись один, Грязнов опустился на колени перед иконой. Только занес руку ко лбу, чтобы перекреститься, как в дверь постучали.

— Ково там несет? — поднимаясь с пола, сердито спросил он.

Перед ним стоял молодой офицер в форме казачьих войск.

— Кто такой? — насупился Грязнов.

— Хорунжий Оренбургского казачьего войска Невзоров, — четко ответил пришелец.

Иван Никифорович подозрительно оглядел незнакомого офицера.

— Зачем пожаловал?

— Желаю служить законному государю нашему.

— Откуда явился? — уже мягче спросил Грязнов.

— Из Челябинской крепости.

— Ну, садись на лавку, рассказывай, что там делается?

— Что сейчас делается в крепости — не знаю, но вчера день для нас был жаркий, — усаживаясь, бодро заговорил Невзоров, — маленько помяли воеводу да еще кое-кого, но допустили промашку.

— Постой, постой, дай разобраться, — перебил хорунжего Грязнов, — народ там поднялся, что ли?

Невзоров подробно рассказал о неудачном восстании в крепости.

— Так, говоришь, пушки-то без охраны оставили?

Пришелец молча кивнул головой.

— Как же это так, — произнес сокрушенно Иван Никифорович. — Пушки самое главное. Без артиллерии какая война.

— Ваше высокоблагородие, разрешите мне штурмовать крепость, — поднимаясь с лавки, пылко произнес Наум.

— Ишь ты, какой горячий, — усмехнулся Грязнов. — А насчет моего высокоблагородия — ты это слово оставь. Кто твой отец? — спросил он неожиданно.

— Мельник.

— Ну и я одно время чином был не выше. Ежели его императорское величество произвел меня в полковники, значит, заслужил. Но нутро-то осталось у меня мужицкое? Мужицкое. Теперь мы этих самых высокоблагородиев бьем? Бьем. Стало быть, и меня не конфузь. А насчет Челябы — кровь православную проливать напрасно не будем. Может, так сдадутся на милость божью и царя-батюшки.

Невзоров в недоумении пожал плечами и, простившись с Грязновым, вышел из избы.

Вечерело. Прибывшие к Челябе пугачевцы обложили крепость со всех сторон. Горели костры. Слышался разноязычный говор.

«Цыганский табор, а не войско. Эх, кабы мне все это в руки, навел бы порядок, а потом трахнул бы по Челябе, да так, что от нее щепки полетели бы», — объезжая отдельные группы пугачевцев, подумал Невзоров и, выехав на проселочную дорогу, подстегнул коня.

Вот и станица. Наум соскочил с седла и, привязав лошадь, энергично постучал в маленькое оконце небольшого домика, стоявшего на окраине. На стук вышел немолодой казак, узнав Невзорова, пропустил его в горницу.

Прошел час. В домах замелькали редкие огоньки. То собирались казаки на зов Невзорова. Наум волновался: «Примкнут ли казаки к Пугачеву или останутся в стороне? — Шагая по комнате, он размышлял: — Сейчас или никогда. Все поставлено на карту. Мешкать нельзя. Де-Колонг может вот-вот нагрянуть на Челябу, и тогда все пропало. Да и поручик Пушкарев время не терял. Укрепил вал рогатками, заделал пробоины в стенах и выставил усиленную охрану на сторожевых башнях. Как это я сплоховал, оставил артиллерию без охраны? Не будь ошибки, Пушкарев не мог бы войти в Челябинск. Впрочем, когда толпа хлынула к винному складу, мне было нужно во что бы то ни стало остановить ее, и в суматохе я забыл про орудия», — начал оправдывать себя Невзоров.

…Решение круга было единодушным: выступить к Челябе. Ночью Наум Невзоров неожиданно появился с верными ему казаками под стенами крепости.

Между тем жизнь в лагере Грязнова шла своим чередом.

Сотня башкир, выпустив по крепости стрелы, рассыпалась за рекой. К стенам подтягивались пешие отряды, устанавливали пушки. Полковник Грязнов долго совещался со своими приближенными — брать крепость штурмом или послать увещевательное письмо воеводе. Остановились на последнем. Сотники разошлись по домам.

Стоял тихий вечер. Кайгородов, простившись с Артемом и Варфоломеем, которые уезжали на Тобол, направлялся к избе Грязнова. В сенках остановил его казак.

— У Ивана Никифоровича сидит Туманов.

Даниил вышел на крыльцо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза

Все жанры