Даниил Гранин. Хранитель времени

Работал он тогда в Госплане. Огромный муравейник. Ходили, спрашивали, где такой-то. Уже многие не знали, кто такой Первухин. Не знали, где находится кабинет бывшего шефа всего этого учреждения. Искали, искали отдел инструментов. С трудом нашли. Огромная приемная, в ней восседал помощник, молодой, вальяжный, из тех, чья специальность не работать, а присматривать. Сам же кабинетик Первухина был крохотный. Во всю стену висела ни много ни мало карта мира. Такая большая, что загибалась, и Америка переходила на другую стену. Похоже, что хозяин не мог перейти на новые масштабы. Взял ее из прежнего своего кремлевского кабинета.

Он поднялся, вышел нам навстречу, высокий, в черном костюме, я узнал его сразу, поскольку носил его портрет на демонстрации. Теперь этот портрет улыбался и протягивал мне руку. Портреты не меняются. Члены Политбюро тоже удивительно долго сохранялись в неповрежденном виде. Никто уже не помнил о Первухине, а он был такой же розовенький, гладкий, ухоженный. Особенно меня поражало долголетие и прочность сталинских приближенных. Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов, Микоян — им сносу не было.

Мы уселись по бокам ободранного письменного стола, изложили свою просьбу.

— Понимаю, — сказал Первухин, — вам нужна художественная психология Курчатова. Мы с ним много работали. Он был преданный делу человек и пользовался авторитетом и в правительстве, и в партии, и среди ученых.

И далее все шло в том же духе.

— Хотелось бы какие-нибудь подробности, — попросил я.

— Понимаю, — сказал Первухин. — Вы писатели, вам нужны детали. Пожалуйста, вот вам деталь, которую можете использовать. Как известно, Курчатов был человек беспартийный. В результате нашей работы с ним после успешного испытания первой атомной бомбы он подал заявление в партию!

Первухин с торжеством посмотрел на нас, Таланкин тоже посмотрел на него, но со страхом.

— Да, это, конечно, интересная деталь, — поспешно сказал я. — А как Сталин следил за ходом работ?

Внимательнейшим образом. Вот, например, когда мы получили первые граммы плутония, было большое торжество, и решено было доложить об этом товарищу Сталину. Он согласился принять нас с Курчатовым. Мы поехали к нему вдвоем. Я рассказал товарищу Сталину о том, как мы работали над плутонием, как добились результатов. После этого мы показали ему полученный образец. Товарищ Сталин посмотрел его и сказал мне: «А вы уверены, товарищ Первухин, что это действительно плутоний? Ученые не обманывают вас?» Мы заверили его и уехали. Конечно, докладывать коллективу об этих словах мы не стали. Зато, когда бомбу сделали и благополучно испытали, товарищ Сталин меня начал называть на «ты». Он немногих так называл.

Гордость и печаль звучали в его рассказах. Почитание Сталина навсегда вошло в его душу, ничто ее не поколебало».

Д. Гранин. Всё было не совсем так

«Одной из вершин документальной прозы о войне оказалась повесть «Клавдия Вилор».

«Она из тех женщин, которые не становятся старухами, сколько бы лет им ни было», — так итожит Гранин свои первоначальные впечатления, вызванные и внешним обликом, и характером Клавдии Денисовны уже на закате ее невероятной и, хочется повторить другой гранинский эпитет, странной жизни. В самом деле, разве не странная фамилия придумана ею? Вилор — Владимир Ильич Ленин организатор революции. А как необычна для женщины ее армейская профессия — политрук роты! Наконец, необычна и долгая цепь таких мучительных жизненных испытаний, что хватило бы их на многих людей: Клавдия Вилор прошла сквозь ранения, плен, концлагерь, гестапо. Ее избивали, пытали, морили голодом, унижали, топтали сапогами. Трудно поверить, что все она вынесла, не сломалась, нашла в себе силы преодолеть отчаяние, желание покончить с собой. А ведь так хотелось порой, чтобы жизнь ушла из ее «измученного, уже не желающего существовать тела».

Годы войны она постоянно вспоминает. Они врываются и в ее мирную жизнь. «Ров под Сталино, заполненный мертвецами. Машины привозят и сбрасывают погибших военнопленных. Тех, кто умер от ран, от голода. Многие еще живы, они шевелятся, когда немцы аккуратно посыпают ров хлоркой. Клава никак не может проснуться, она все стоит и стоит перед рвом, и к ней из-под белой шипящей известковой коры вылезают, тянутся руки…»

Л. Финк. Необходимость Дон-Кихота

«В середине июня 1942 года, когда началась подготовка к наступлению немецких войск на Юго-Западном направлении, училище срочно в полном составе было направлено на фронт.