Даниил Гранин. Хранитель времени

Написал огромную книгу воспоминаний — и там увильнул, ни в чем не признался».

Д. Гранин. Всё было не совсем так

«— Даниил Александрович, чем вам больше всего запомнился август 1991 года?

— Тем, как держал себя Анатолий Собчак! Особенно когда положение еще не определилось, когда было не ясно, сколько ГКЧП пробудет у власти, что будет с Горбачевым. На второй день путча он собрал многотысячный митинг на Дворцовой площади, на котором назвал ГКЧП совершенно незаконным образованием. Его действия были настолько категоричны и решительны, а убежденность была такая, что заражала всех. Это во многом определило позицию, которую заняли жители нашего города в те дни. По моему мнению, все это — исключительно заслуга Анатолия Александровича.

<…> Собчак нравился мне как очень горячий и экспрессивный человек! Но больше всего меня в нем привлекало качество, которого не было у бывших градоначальников нашего города. Собчак в отличие от них искренне любил культуру и искусство. Лидеры же советской эпохи ни в театр, ни в филармонию, ни на выставки никогда не заглядывали.

— Вы обсуждали с Анатолием Александровичем вопрос о переименовании северной столицы России?

— Да, конечно, и не один раз. Я, кстати, считал, что город наш надо было назвать Петроградом, однако вопрос о переименовании в Петербург был уже решен. Собчак меня позже спрашивал, почему переименовывать стоило в Петроград. «Как почему?! — отвечаю. — Ведь так город на Неве называл Пушкин! Помните: «Над омраченным Петроградом дышал ноябрь осенним хладом!» — «Почему же вы мне раньше не сказали?» — расстроился Собчак. А я решил его «подколоть». Я, говорю, думал, что вы знаете, Анатолий Александрович».

Из интервью Д. Гранина газете «Смена» 21.08.2007 г.

«Что-то в этом знакомом здании на Старой площади показалось мне необычным. Был солнечный будничный день. Много прохожих, все как всегда, не было только длинного блестящего ряда черных «Волг» напротив этого дома. Опустошенность, и серое здание это показалось мрачным.

Привычный подъезд, здесь я бывал у моего друга в отделе культуры Игоря Черноуцана, у Александра Николаевича Яковлева… Решение пришло внезапно — я зашел. Охране показал свое депутатское удостоверение. В здании никого нет, предупредили охранники. Они были в штатском. Тем более, сказал я, интересно посмотреть, просто так, писательское любопытство, бывший наш храм. Они усмехнулись. Это были дни безвластия. Рядом на площади снесли памятник Дзержинскому. Лубянка притихла.

Лифты работали. Отдел культуры, тот самый коридор. Полутемь. Тихо. Безлюдно. Кое-где еще на дверях белеют надписи, фамилии недавних хозяев. Открываю дверь за дверью. Никого. Не вышли, а ушли. Насовсем. Ощущение покинутости. Кабинет Беляева. Большой был начальник. Ковровая дорожка. Приносили чай, а то и кофе с бутербродом. Попасть к нему трудно. Я ходил к нему, добиваясь открыть в Питере литературный журнал. Напрасно. Он ничего не решал. Уклонялся. Употреблял он один и тот же прием. Только я приступаю к делу, он останавливает меня с милой улыбкой, приглашает послушать запись какой-то сонаты, песни, сочиненной молодым композитором, нужно, видите ли, мое мнение. Запускал музыкальный комбайн, блаженно прикрывал глаза, прослушав, спрашивал как понравилось, озабоченно взглядывал на часы, на этом аудиенция заканчивалась. А я ведь специально приезжал к этому увертышу из Питера. Ныне кабинет его был открыт. Нет музыкального комбайна, шкаф с книгами, пластинками — пуст. <…>

«Штаб ленинской гвардии», «Наш родной ЦК», а чаще всего со значением, с угрозой — «Старая площадь» — остался мрачный, замусоренный. Безмолвные телефоны. Развалины империи, великой империи, символ ее абсолютной власти, он стал символом катастрофы, вдруг она предстала передо мной явственно, я увидел ее останки, труп.

Никогда не думал, что доживу до этого».

Д. Гранин. Причуды моей памяти

«Собираться как бы уже и не тянет. И на кухнях не засиживаются, где пусть уродливое, придушенное, но все же изготовлялось общественное мнение. Некогда оно поддержало Твардовского, редактора «Нового мира», и неприязненно отнеслось к Кочетову, редактору журнала «Октябрь». В последние годы общественное сочувствие привлекает новый редактор «Октября» А. Ананьев и, наоборот, осуждение вызвала мракобесная злоба «Нашего современника».