– Не исключено. Но я была счастлива. Да, в течение нескольких лет я испытывала восторг творчества и славы. А если бы не испугалась провала, то это счастье продолжалось бы и дольше. Неправильно я рассчитала. А теперь все кончено… Люди говорят, что другая жизнь начинается только по ту сторону могилы. А я уже давно живу другой жизнью. – С последними словами княгиня вскинула руки и закрыла глаза. В этой позе и в свободном платье она казалась призраком, восставшим из мира ушедших.
Чувства Деронды накалились сверх меры: он утратил контроль над собой и зарыдал. Княгиня тотчас открыла глаза, снова положила руки ему на плечи и тихо проговорила:
– Прощай, сын мой, прощай. Мы больше не услышим друг о друге. Поцелуй меня.
Деронда заключил мать в объятия.
Он не помнил, как вышел из комнаты, но почувствовал, что вдруг постарел на несколько лет. Все детские мечты и тревоги о матери улетучились как дым. Этот трагический опыт навсегда изменил его жизнь, и Деронда понял, что впредь будет гораздо серьезнее подходить к принятию решений и к ответственности за собственные поступки.
Глава IV
Пия де Толомеи, которую муж, испытывая глубокую обиду, увез в свой замок, чтобы избавиться от нее среди болотистых равнин Мареммы, являет собой одну из характерных фигур дантевского Чистилища, населенного раскаявшимися и жаждущими сострадания грешниками. Нам ничего не известно о причинах разногласий сиеннской пары, однако можно с уверенностью утверждать, что муж никогда не отличался милым нравом, а болота Мареммы послужили тем фоном, на котором его дурные манеры расцвели пышным цветом. Поэтому в стремлении как можно строже наказать жену он зашел так далеко, что, избавившись от нее, сделал избавление взаимным. Таким образом, не обижая бедную тосканскую даму, давным-давно обретшую освобождение, мы имеем право не питать к ней того острого сочувствия, какое выказываем более близкой нам Гвендолин. Вместо того чтобы быть освобожденной от грехов в Чистилище, миссис Грандкорт искупляла их на земле и окончательно запуталась в фатальной паутине лжи.
Взяв жену в морское путешествие, Грандкорт вовсе не собирался от нее отделаться. Напротив, он хотел быть уверенным в том, что она безраздельно принадлежит ему, и внушить это чувство и ей. Кроме того, он чрезвычайно любил ходить на яхте: мечтательное, не нарушаемое светскими обязанностями бездействие вполне соответствовало его нраву и ни в коей мере не казалось похожим на заточение в каменном замке. У Грандкорта имелись веские причины удалить жену из Лондона, однако вряд ли они носили жестокий, кровожадный характер. Он подозревал, что в Гвендолин растет дух сопротивления его воле, а то, что испытывал к Деронде, сам Грандкорт в отношении другого мужчины назвал бы ревностью. На самом деле он всего лишь хотел положить конец тем глупостям, которые могли бы произойти, если бы он не разгадал женскую хитрость и не прервал тайно организованный визит Деронды.
Грандкорт считал себя вправе позаботиться о том, чтобы жена исполняла принятые на себя обязательства. В его понимании брак представлял собой контракт, где все очевидные преимущества оставались на ее стороне, а муж использовал свою власть, чтобы оградить ее от недостойных отношений или неподобающего поведения. Грандкорт прекрасно понимал, что Гвендолин вышла замуж не из любви к нему лично и даже больше того: так и не смогла преодолеть отвращение к некоторым фактам его биографии. Он покорил ее положением в свете и роскошью – условиями, которые обещал и дал, выполнив свою часть контракта.
Нам известно, что Гвендолин ясно представляла ситуацию и не могла оправдаться тем, что в проекте ее контракта существовало одно тайное условие: она собиралась управлять мужем, всегда и во всем поступая по-своему. Однако, несмотря на стремление доминировать над всеми окружающими, Гвендолин не принадлежала к числу тех недалеких женщин, которые всю жизнь считают свои эгоистичные потребности правами, а в каждой претензии видят обиду. Ей было присуще чувство справедливости, и процесс искупления начался для нее еще на цветущей земле: она осознала, что была не права.
А теперь проникните в душу молодого существа, очутившегося среди голубых волн Средиземного моря, отрезанной от мира, на крохотной деревянной яхте – собственности мужа, которому она продалась и от которого получила условленную плату и даже больше, чем отважилась попросить для приличного существования матери.