Даниэль Деронда

– С трудом, сестренка, с трудом. Но этого никогда не случится, – с нежной улыбкой ответил Мордекай, почувствовав, что бедное сердечко жаждет утешения.

Майра ничего не сказала, но задумалась о том, насколько ее образ мыслей отличается от философского взгляда брата, и остро ощутила собственную ничтожность. Почему ее не удовлетворяет то, что кажется достаточным ему? Отчего ее тревожили смутные опасения, среди которых главную роль играло одно ненавистное ей имя? Именно в этом заключался главный источник скрытой печали, которую заметил Ганс. Сама Майра видела в своем страдании неблагодарность и бесчувственность к счастью новой жизни. Возмущенная ничтожеством собственной души, однажды она сказала брату:

– Знаешь, Эзра, в чем заключается разница между тобой и мной? Ты – родник в пустыне, а я – шляпка от желудя. Небесная вода наполняет меня, но малейшее сотрясение тут же опустошает.

– Но что же сотрясло твою душу? – спросил Мордекай.

– Мысли, – ответила Майра. – Мысли налетают, как ветер, и не дают покоя. Дурные люди, несправедливость, несчастье – и как все это может помешать нашей жизни.

– Мы должны принять свою долю, Майра. Как есть. На чьи плечи мы переложим груз, чтобы освободиться?

Лишь этим отдаленным сравнением она выразила свою тайную боль.

Глава III

На следующее утро Деронда получил от матери известие, что она плохо себя чувствует и не может его принять. А через два дня слуга принес записку: «Сегодня уезжаю. Сейчас же приходи».

Его проводили в ту же комнату, в которой он был в прошлый раз, но сейчас в ней царил полумрак: ставни и шторы были закрыты. Княгиня вошла следом, одетая в свободное тускло-оранжевое платье из мягкого шелка. Голову по-прежнему покрывала черная кружевная накидка, а широкие рукава оставляли руки почти обнаженными. В приглушенном свете ее лицо казалось еще выразительнее. Она напоминала колдунью, которая приготовляла эликсир молодости для других, но не считала нужным готовить его для себя, поскольку достаточно пожила в юности.

Княгиня положила руки на плечи сыну, расцеловала его в щеки, а потом величественно опустилась на диван, приглашая Даниэля сесть рядом.

– Надеюсь, сейчас вы хорошо себя чувствуете? – спросил он, повинуясь.

– Да, приступ миновал. Есть ли что-нибудь еще, о чем ты хочешь меня спросить? – проговорила княгиня скорее тоном королевы, чем матери.

– Смогу ли я найти тот дом в Генуе, где вы жили вместе с моим дедом? – немедленно осведомился Деронда.

– Нет, – отрезала княгиня, нетерпеливо махнув рукой. – Дом разрушен, его больше не существует, но историю нашей семьи ты узнаешь из бумаг, хранящихся в шкатулке. Там все описано лучше, чем я могу рассказать. Тебе уже известно, что мой отец был доктором, а мать до замужества носила фамилию Мортейра. Я появилась на свет в этой семье не по своей воле и при первой же возможности ее покинула.

Деронда постарался спрятать горькое чувство и заключил:

– Я хочу узнать от вас лишь то, что вы сочтете нужным поведать.

– Полагаю, я уже сообщила все, что должна была сообщить, – холодно заявила княгиня.

Можно было подумать, что во время первой встречи она исчерпала весь запас чувств. На самом деле она решила, что исполнила свой долг: во всем призналась, – и не хотела испытывать новых переживаний. А сейчас играла выбранную роль.

Деронда пережил жестокое потрясение: сыновняя тоска всей его жизни увенчалась неудачным паломничеством в храм, где не осталось символов святости. В эту минуту казалось, что все женское начало перешло от матери к сыну. Дрожащим голосом он спросил:

– Значит, нас ждет разлука, и я останусь для вас чужим человеком?

– Так будет лучше, – ответила княгиня мягче. – Даже если бы ты смог занять место моего сына, это не принесло бы тебе ничего, кроме тяжелых обязанностей. Ты не сумел бы меня полюбить: не пытайся это отрицать! – Она властно подняла руку. – Мой поступок тебе не по душе. Ты сердишься на меня: считаешь, что я лишила тебя чего-то важного. Ты уродился в деда и в душе всегда будешь меня осуждать.

Не в силах произнести ни слова, Деронда не захотел сидеть рядом с матерью и встал. С восхищением взглянув на него, княгиня проговорила:

– И все же гнев твой напрасен. Все, что я сделала, послужило только твоему благу. – И неожиданно добавила: – Теперь скажи, что ты собираешься делать.

– В ближайшее время или в будущем? – уточнил Деронда.

– Меня интересует будущее. Как повлияет на твою жизнь известие, что ты родился евреем?

– Ничто не могло бы повлиять на мою жизнь больше! – решительно ответил Деронда.

– В таком случае что с тобой будет дальше? – резко спросила княгиня. – Исполнишь желание своего дела и станешь фанатичным иудеем?

– Это невозможно. Полученное образование не позволит мне пойти по этому пути. Христианские ценности, с которыми я вырос, никогда не умрут во мне, – ответил Деронда твердым тоном. – Но я считаю своим долгом – насколько возможно – соединиться со своим исконным народом и служить ему.

Княгиня несколько минут изучала лицо сына, будто пыталась прочесть на нем затаенные помыслы его души, и наконец решительно заключила: