Дань саламандре

...Ах, еще раньше, раньше, все вокруг говорило об этом, страшном. Особенно по весне. Разномастные коты дико и затейливо выли, а кошка, в самой сердцевине их круга, словно под запредельным электрическим напряжением, сидела невозмутимо, как сфинкс. В сравнении с лживым ее поведением повседневное лицемерие взрослых казалось совсем невинным. Мальчишки делали пальцами какие-то глупости (в колечко-дырочку – тырк-тырк-тырк! – палочку-долбилочку) и мерзко кривлялись. На мой трусливый и провокационный вопрос о том, можно ли родить ребеночка, не выходя замуж, мама не сразу нашлась что сказать. (Затем она, как водится, свела биологический вопрос к социальному: а кто ребеночку на еду, на игрушки зарабатывать будет?) Тайно найденная мной страница Медицинской энциклопедии жутко мохнатилась каким-то плодным яйцом. Заглядывая туда по нескольку раз на дню, я старалась не зачитать эту страницу до заметных различий с прочими. Атеистка поневоле, я понимала, что единственно правильный ответ мне даст, конечно, наука, то есть именно вот этот тяжеленный, холодный, темно-фиолетовый фолиант. Но она, истина, была словно зашифрована, и, кроме того, в объяснениях по этому вопросу, на которые претендовал фолиант, отсутствовали, как я чувствовала, какие-то очень важные звенья.

Однако объяснение было получено мной принципиально иным путем.

Однажды беззвучный голос внутри моего мозга, внезапно, без всякой связи с происходившим (я лепила песочные куличики), спросил меня: как бы ты хотела – самым жестоким и унизительным образом – наказать своих врагов? Я, так же, без звука, ответила: у меня нет врагов. Есть, произнес голос, ты просто не знаешь. А будет еще больше. Ну, например? – беззвучно спросила я. Ну, например, злодеи из сказок – они ведь твои враги тоже – и уже сейчас.

На этот вопрос я даже не стала отвечать, так как перед моим мысленным взором сама собой возникла картинка: я заставляю книжных злодеев, тётьку и дядьку, делать то, что показывают на пальцах мальчишки: в колечко-дырочку заставляю их – тырк-тырк-тырк! – палочку-долбилочку. Только не на пальцах, а... а на самом деле. Оххх!!!! – я даже задохнулась от собственной низости. От гнусности помыслов – и того изощренного издевательства над человеком, которое в голову никому на Земле не пришло, кроме меня.

Что же я за исчадие ада?!

Возвратимся в девичью горницу новехонького терема-теремка, где беременная Алевтина собралась раскрыть мне состав своего страшного преступления. Моя растерянность, вплоть до онемения, происходила еще оттого, что я, в свою очередь, сама собиралась сразить ее страшным рассказом. Этот рассказ основывался на полученном мной пару дней назад небывалом опыте, содержание которого и вспоминать-то было жутко. Я специально приберегла этот рассказ для Али, чтобы она мне разъяснила суть дела, да и в любом случае некому мне было рассказать про такое. Какое – такое?

А вот какое. Городской детский лагерь, в который я отходила пару дней в начале июня, располагался в Юсуповском саду. В один из дней родители привели меня к его воротам раньше обычного – им надо было пораньше на работу.

Я вошла в ворота сада. Он был безлюден, прекрасен и свеж. Я горделиво решила, что пришла первой из всех наших ребят, и это была правда; я решила самонадеянно, что пребываю здесь, в целом саду, единственной, – а вот это было ошибкой.

На скамейке, голубевшей в жиденькой тени клена, я увидела дяденьку. Он принадлежал к той породе дяденек, про которых многие взрослые говорили «в очках, с портфелем и в шляпе». Этот же был, кроме того, «в костюме», несмотря на явное устремление дня распогодиться к обморочной жаре.

Ковыряя землю неподалеку, я заметила у него в руках толстую, розово-буроватую сардельку. Мне даже показалось, что у него там разложен небольшой сверток – с сарделькой и помидорами. Наверное, сейчас достанет хлеб, соль – и примется завтракать. А когда же завтрак у нас? Я сглотнула слюну... Ох! Еще нескоро!

Вдруг я услышала, что он зовёт меня, дополняя просьбу властным и ласковым жестом: подойди, девочка, подойди-ка! Я прилежно направилась к нему, потому что девочки (как, впрочем, и мальчики) должны слушаться взрослых.

Когда между мной и ним оставалось еще шагов семь (моих семь шагов), он спросил что-то еще, чего я не расслышала, но почему-то испугалась. И вот, испугавшись, отчего-то не бросилась прочь, но вежливо переспросила: что-что? И он, странным тенорком, как-то бархатисто-гнусаво, с интонацией, которой я никогда до этого не слыхала, задыхаясь, прохрипел: девочка, посмотри: он большой? красненький?.. большой? красненький?.. большой? красненький?..