«А ведь эти мрачные помещения никогда не видели солнечного света! Сюда никогда не проникал ветер с горных долин. Здешняя тьма помнит еще прежних хозяев!»
Здесь, в этом спертом и неподвижном воздухе, в сырых стенах, в попискивании крыс, разбегавшихся перед ними в разные стороны, как нигде ощущалось присутствие смерти. А он зодчий, создавший это царство забвения, пыток и тайн. Еще один эпитет, которым он сам себя и наградил. Неожиданно Рогволод подумал, что все его… достижения, вся жизнь — это череда разрушений. Он ничего не создал. Бог, созданный пастухом, — бог, в которого он, если честно, никогда не верил, — говорил пастве, что каждый мужчина обязан построить дом, вырастить сына и посадить дерево. Тот бог, камиллом которого он до сих пор, по неведомой прихоти толпы являлся, — бог уродливый, предлагавший взамен жизни, полной страданий и боли, спасительное ничто, — позволил потокам крови осквернить Источник. Одного не существовало. Другой, затаившись в паутине под потолком, злобно хохотал, сверкая бездонными синими очами. Рогволод досадливо поморщился. В последнее время часто приходят подобные размышления, но ничего, кроме раздражения, не вызывают. Тогда почему же он думает об этом?
И надо не забыть напомнить Псу убить паука. А то больно вольготно устроился в его покоях.
— Пришли, господин, — вывел его из задумчивости Пес.
Они оказались в просторном круглом зале, освещенном дюжиной факелов.
— Позови Жевра.
Смотритель казематов Жевра, — горбун со шрамом на лице — приковылял к носилкам, опираясь на клюку, и неуклюже поклонился.
— Чего вам, архонт? — спросил Жевра неприятным гнусавым голосом. Рогволод едва взглянув на него, отвернулся. Крайне неприятный тип с отталкивающей физиономией, причем таковой вид бедолага приобрел после пыток, которым подвергся по его же приказу. Был ли Жевра-разбойник, известный в своё время убийца и насильник предан ему? Что за душа скрывалась за этой внешностью?
Только Рогволод так поступал: мучил, истязал, а потом заставлял служить себе. И неважно, кем становились его жертвы — такие вот монстры, как Жевра, или несправедливо осужденные граждане.
Жевра почтительно молчал, ожидая, когда иерарх соизволит обратить на него внимание.
— Значит, вот что, — сказал Рогволод. — Я хотел бы побеседовать, — тут он понизил голос, — с
Смотритель поклонился и произнес:
— Я понял, господин.
— Как он себя чувствует?
— А что с ним случится? Это ж тварь та еще…
Рогволод махнул рукой и Жевра поспешно отошел.
— Пес!
— Да, господин!
— Возьми меня на руки и следуй за горбуном.
Они еще минут десять плутали по коридорам, спускались по узким винтовым лестницам, покуда не остановились перед массивной металлической дверью в глубокой нише. Жевра вынул и нагрудного кармана связку ключей, вставил в замок.
Дверь со скрипом отворилась.
— Прошу, — сказал Жевра поклонившись.
Пес усадил камилла в кресло у входа, вынул из кольца в коридоре факел.
— Вставай, — сказал Жевра, пнув лежащего на тонкой гнилой соломенной подстилке.
— Освети-ка его получше, — откашлявшись, попросил Рогволод.
Закованный в цепи поднялся и выпрямился. При взгляде на него Рогволод невольно начинал считать себя сморчком, настолько высок был узник. Он имел тонкое и изящное телосложение, в котором однако ощущалась немалая сила, и острые, может даже хищные черты лица. Цвет кожи в сумрачном свете факела казался болотным.
— Приветствую тебя, Иенаа́ль.
Иенааль смерил камилла взглядом, полным безграничного презрения. Он был имером — чистокровным древним, и считал ниже собственного достоинства разговаривать с людьми — существами низшими, едва-едва отличавшимися от животных. Пять лет, проведенных в этом подземелье, не изменили его мнение и не сломили волю.
Рогволод понимал это. Он прекрасно видел, какие муки испытывает это гордое создание. Бывает, камилл называл его
Тем не менее, Иенааль не сдавался. Упорно молчал, лишь изредка отвечая краткими репликами, полными высокомерия. Но сейчас Рогволод не собирался начинать игру в «кто кого могущественней».
Он наконец-то придумал, что ему сказать.
— Надеюсь, Иенааль, что ты выслушаешь меня, — начал Рогволод, еще раз откашлявшись. — Это в твоих интересах. Ты слышишь меня?
Иенааль оставался непроницаем. Даже по колено в грязи и дерьме имеры могли сохранять величественный и неприступный вид. Рогволод всегда сам себе казался вошью, оскверняющей идеальное творение. И пусть! Гадить так приятно! Если задуматься, он занимался этим всю жизнь.