Дамир. Любой ценой

Он приближается. Шаг за шагом. Останавливается напротив, бросает недокуренную сигарету на землю, припорошенную снегом, и тянет свои руки ко мне. Я не сопротивляюсь, позволяя Дамиру взять мои дрожащие, ледяные пальцы и поднести к губам. Он греет руки теплым дыханием, а я трепещу, как маленькая птичка с поломанным крылом. Мне бы вырваться, прекратить этот контакт, но нет. Я мазохистка, смотрю на постаревшего Шагаева и теряюсь.

– Я найду хорошего адвоката и тогда, Иншаллах. Пусть всё получится, – говорит Дамир, продолжая греть мои руки своим дыханием. – Вам с сыном придется уехать, возможно, за границу. Документы сделаю, но это тоже время. Уедешь?

– Да, – киваю головой и, закусив губу, шмыгаю носом.

– Прости, Дин, но это все, что я могу сделать сейчас, – Дамир окидывает взглядом небольшой дачный домик, а затем смотрит на заднее сиденье машины, где спит наш сын.

– Тебе не нужно передо мной извиняться, – спешу возразить и, не зная, как правильно поступить, инстинктивно одергиваю свои руки. – Ты и так… Слишком много для меня делаешь.

– Для вас, – поправляет Дамир и это – ушат холодной воды на мою голову.

Всё правильно. Для нас. В первую очередь, для сына, а я – прицепом, в довесок ко всему.

Мы заканчиваем этот разговор одновременно. Я отстраняюсь от Дамира, решив забрать с сиденья свою сумочку, а Шагаев направляется во двор и чуть позже открывает входную дверь в дом.

Я бужу сына и когда он распахивает заспанные глаза, надеваю на лицо беззаботную маску, а на губы – широкую улыбку. Всё хорошо! Я не должна пугать ребенка, показывая собственный страх.

Санька ничего не понимает. Постоянно спрашивает, что мы здесь делаем и где папа. А мне так хочется схватить его за руку, отвести к Дамиру и сказать: «Малыш, вот твой настоящий папа. Он здесь, рядом, не бросил тебя и никогда не бросал, просто твоя мама – полная дура».

– Сашенька, мы пока поживем здесь. Хорошо? – произношу ласково, а сын капризничает и едва не топает ногой.

– Не хочу. Мне не нравится здесь. Я домой хочу. К папе!

Большие карие глазки наполняются слезами, и я глотаю колючий ком, образовавшийся в горле.

Господи, больно-то как!

Задыхаюсь от безысходности и боли. И это не просто детские слёзы! Это моё наказание за глупость, за тяжкие грехи, которые я совершила против нас троих: Дамира, Саши и меня…

* * *

Растопив в доме котёл, Дамир уезжает в магазин и в скором времени возвращается с двумя пакетами продуктов. Я управляюсь на кухне, занимаясь приготовлением ужина. Дамир возится с краном в ванной комнате, а Санька сидит в комнате на втором этаже и смотрит мультики.

Я нарезаю кубиками лук и плачу. Душа болит. Внутри бездонная глухая пустота. Как жить дальше? Куда бежать или плыть? Где найти ответы? Кто подскажет, как всё изменить, исправить?

Погрузившись в мысли, я не слышу шагов, раздающихся за моей спиной, а потому, когда Дамир мелькает в поле моего зрения – неожиданно раню палец ножом.

– Нужно остановить кровь, – Дамир кивает на красные капельки, стекающие по моему указательному пальцу, и отводит меня к умывальнику.

Я не чувствую боли. Совсем без ощущений. Порезалась, подумаешь. А он оставляет меня возле умывальника и через несколько минут возвращается с дорожной аптечкой. Промокает влажную кожу бумажным полотенцем, а затем клеит сверху раны небольшой пластырь. Касания его рук – нежные, ласковые. Они вырывают меня из реальности и бросают в невидимое прошлое, туда, где мы были счастливы вдвоём.

– Можно я у тебя кое-что спрошу? – Дамир, не отстранившись, по-прежнему стоит напротив меня и держит за запястье.

Я одобрительно киваю головой.

– Почему ты ушла от мужа?

– Потому что узнала правду.

– Тогда ты совершила ошибку, – произносит, улыбаясь краешком губ.

– Почему?

– Потому что. Ну, узнала… Ну, правду и… Что? Какая разница? Он же любит тебя, Дин. Принял Саньку, как своего.

– Ты не понимаешь, – возражаю не очень убедительно.

– Возможно, – пожимает плечами.

– Ты же не это хотел спросить. Ведь так?

– Не это, – снова улыбка, но на этот раз немного шире.

Дамир ждёт, когда я скажу правду, а я… Боюсь говорить вслух всё, что думаю. Мои мысли – наша погибель. Стопроцентная! Он – моё табу на всю жизнь. Сегодня. Завтра. Через год. Всегда запретный!

– Что с твоей ногой? Почему ты хромаешь? – я переключаюсь на более безопасную тему, не желая продолжать этот никому не нужный разговор.

– Старая травма. Не обращай внимание.

– Можно, я посмотрю?

Дамир округляет глаза, удивляясь.

– Не надо.

– Почему? Я хочу понять, чем можно тебе помочь.

– Дин, не нужно, ладно? Думай о себе и Саньке. Я уж как-нибудь позабочусь о себе сам.

Он оборачивается, чтобы уйти, но я шепчу ему в спину:

– Ты так сильно меня ненавидишь?

Дамир останавливается. Замирает на месте и слегка поворачивает голову вправо. А я вижу его профиль; вижу, как дрожат его губы.

– Нет. Я не испытываю к тебе таких чувств.

– Тогда почему ты такой упрямый? Держишь дистанцию, не позволяешь тебе помочь.

Дамир не успевает ответить – наш диалог прерывает трель мобильника, его мобильника!