Дамир. Любой ценой

Он обдумывают фразу и, кажется, в его глазах я вижу: сомнения, ревность, злость, страх. Не знаю, но что-то такое, чего не видела с момента нашей встречи на юбилее Эрнеста.

– Он тебя обидел, – утверждает, а не спрашивает.

– Нет. Всё не так.

– Дин, не защищай его. Не надо, – качает головой. – Я не хочу, чтобы ты страдала, да и…

Я затыкаю ему рот, впиваясь жадным поцелуем, неожиданным для Дамира.

Пару секунд он, опешивший от резкого поворота, стоит на месте, точно приклеенный к полу, но затем внутри Дамира будто щёлкает предохранитель. Он сжимает мою талию в тугое кольцо, делает несколько шагов вперёд и вдавливает мою спину в стену, углубляя поцелуй.

На немыслимо высокой скорости нас несёт в прошлое, туда, где все было понятным без слов. Его руки, слегка шершавые и пахнущие моторным маслом, вызывают во мне настоящий трепет. А запах кожи, вперемешку с терпким, древесным одеколоном, опьяняют и кружат голову как на карусели.

Наш поцелуй долгий, пылкий. До дрожи, до волнительного трепета сердца. Я задыхаюсь от лавины чувств, накрывшей меня с головой и, поддавшись порывам, хрипло выдыхаю:

– Прости, прости меня за всё… Я такая дура!

Глава 106

Дамир

Она глотает буквы. Смотрит на меня растерянным взглядом, хлопает ресницами и говорит, говорит…

А я слушаю её. Молча, не перебивая. Внутри меня натягиваются струны, закипает злость. Спустя годы узнать «вот такую правду» – это больно. Эта правда режет без ножа: вскрывает старые раны и тут же оставляет новые.

Я сжимаю кулаки. Отстраняюсь от Динки на несколько шагов и делаю глубокий вдох.

Чёрт…

Не складывается пазл. Не собираются детали в одну целую, единую картинку.

Что всё это было? Как мы жили все эти два года: я – там, она – здесь?! Она вышла замуж, и я наивно полагал, что по любви, взаимной и крепкой. Она должна была стать счастливой, живя за широкой спиной Фатхетдинова, но… Вместо всего этого я узнаю, что моя любимая девочка страдает. Разве об этом я мечтал?!

– Дин, остановись. Хватит, – прошу мягко и ненастойчиво. – Во-первых, тебе нужно успокоиться. Ты слишком много плачешь.

Я вымученно улыбаюсь и тянусь рукой к опухшему от рыданий лицу, чтобы стереть с воспалённой кожи каждую слезинку.

– Я боюсь, Дамир. Больше всего на свете боюсь за Саньку, – произносит с надрывом в голосе. – Если Давид причинит ему вред, то…

– Не причинит, – слишком резко возражаю. – Даже не думай об этом.

– Не получается, увы. Я не знаю этого человека, понимаешь? Не могу предположить, как далеко он зайдёт. Он – опасный. Слишком...

– Дин, хватит. Правда!

У неё случается истерика, а я едва держу себя в руках, чтобы в сию минуту не сорваться и не поехать с разборками прямо в офис Фатхетдинова.

Блядь… Да кто ему дал право вести себя как пуп земли? Избавился от меня, отдубасив бухого в хлам? Ладно. Допустим, здесь – я могу отчасти его понять, но насильно удерживать рядом с собой женщину, которая хочет развода?! Это уже немыслимо.

– Санька где?

– В садике, – быстро отвечает.

– Есть связь с воспитателем?

– Да, – кивает головой.

– Набирай воспитателя.

– Думаешь, он…

– Дин, просто набери и спроси: не забрал ли его Давид.

Динка громко охает, прикладывая ко рту ладонь, но уже через минуту разговаривает по телефону с воспитателем и я облегчённо вздыхаю.

– Собирайся. Поедем в садик, – робко улыбаюсь, беру Динку за руку и подношу к губам, чтобы поцеловать, – заберём сына.

Динка носится по всему дому, бегая из угла в угол. Я наблюдаю за ней со стороны, тихо вздыхая.

Дина, Дина… А ведь сколько всего мы могли избежать, если бы ты доверилась мне два года назад. Сейчас, сбившаяся с пути и загнанная в угол, ты готова поверить каждому моему слову. Жаль! Очень жаль, что до тебя это дошло слишком поздно. Ведь на этот раз всё будет гораздо сложнее, увы.

Мы выходим из подъезда. Нащупываю в кармане ключ и нажимаю на круглую кнопку, чтобы разблокировать на тачке центральный замок.

Дина открывает дверцу, садится на пассажирское сиденье и, когда я устраиваюсь за рулём, тихо произносит:

– Спасибо. Я не знаю, чтобы без тебя делала.

Накрываю ладонью дрожащие пальцы.

– Всё будет хорошо. Веришь?

– Да. Я верю тебе, Дамир.

– Отлично, – улыбаюсь, щёлкая пальцем по вздёрнутому носику, – выше нос и больше не плачь. Договорились?

– Я постараюсь.

– Динка, я не позволю обидеть: ни тебя, ни Саньку.

Дина натянуто улыбается и перестаёт плакать. Вот так-то лучше. Спокойнее для моей нервной системы.

Через час мы забираем сына из детского сада и возвращаемся в центр – Дина попросила заехать в квартиру Фатхетдинова. Я не знаю, что ей там нужно, но лишних вопросов не задаю. Она знает, что делать, а я… Всегда буду стоять за её спиной и ограждать от всего мира любой ценой, даже своей жизнью, если таковая потребуется.

Дина выходит из машины, и мы с сыном остаёмся наедине. Я бросаю взгляд на зеркало заднего виденья, наблюдая за Санькой. Сердце рвется на куски. Мне так хочется: обнять малыша, прижать к своей груди, зарыться лицом на макушке и дышать запахом волос моего родного сына. Но я, вопреки всем своим желаниям, просто смотрю, понимая, что для Саньки я – друг папы…