Дамба

С годами Софии Пеллебру становилось все труднее общаться с идиотами. Идиотов в мире более чем достаточно, это она поняла еще в детстве. Но есть и плюс – не так уж трудно их избегать. Самое мудрое – избегать. Переходить на другую сторону, покупать продукты в других магазинах. Ходить в другие рестораны, выбрать другой фитнес-зал – короче, избавиться от идиотов способы есть. Встречаешься с ними разве что в автомобильных пробках около Будена[16]. Настоящего идиота невозможно чему-либо научить или перевоспитать, она оставила подобные попытки еще в молодости, когда ее угораздило напороться на идиотку в собственной постели. Это были ее первые серьезные отношения. И надо же, как повезло… оказалась идиоткой. Нет, конечно, София пыталась, упорно не хотела верить очевидному факту, но чем упорнее пыталась, тем факт становился очевиднее. Начиная с имени. Анна-Стина, так ее звали, – уже одно имя должно было заставить Софию насторожиться. Типичное идиотское имя. Анна-Стина, Эва-Лена, Инга-Бритта или Бу-Андерс. Мало того, Анна-Стина настаивала, чтобы София называла ее не как-нибудь, а вот как: Ассиав-София. Не просто настаивала, а поставила условие: если хочешь, чтобы мы были вместе, называй меня именно так – Ассиав-София. Асси – вроде как аббревиатура ее настоящего имени, Анна-Стина, ав же – старинный предлог принадлежности. Софиина Анна-Стина. Ни больше ни меньше. И она тогда пошла на эту дурость! По молодости и наивности. А может, и не по наивности, просто хотела выторговать фору в будущих спорах. Еда, к примеру. Вечный предмет несогласий. София с самого начала настаивала: ни один разумный человек не ужинает в пять вечера. Абсолютное безумие, разве что за единственным исключением – если ты работаешь в ночную смену. Тогда да, тогда само собой. А для нормального человека ужин в такую рань означает только одно: до сна успеешь сто раз проголодаться и будешь пихать в себя разную дрянь. Именно этим и занималась Асси. Перед телевизором, потеснив пульты, поселилось большое блюдо с солеными палочками, чипсами и жареными орешками. От соленого, разумеется, хочется пить, и на следующий день рядом с блюдом появилась трехлитровая коробка красного вина. София стойко держалась две недели. Но когда обнаружилось, что она поправилась больше чем на килограмм, а по ночам просыпается от изжоги, решительно воспротивилась. Кончаем с этой глупостью. Континентальный ужин – не раньше восьми вечера. И точка, больше на эту тему не говорим. И чего добилась? Асси рыскала по дому, как сучка в период течки, – критически низкий сахар в крови. И закатывала глаза: я на пороге гипогликемической комы. То и дело лазила в буфет и в холодильник, а кончалось, само собой, тем, что за ужином почти ничего не ела, только ковырялась в тарелке. София держалась. Стойко держалась целый год – это был худший год в ее жизни. Но, как говорится, нет худа без добра. На ошибках учатся. Испытания, если не убивают, укрепляют тело и дух.

А сейчас София Пеллебру стояла перед грузовым терминалом в Люлео-центре с дымящейся сигаретой в руке. Самое забавное вот что: она никогда не курила. Терпеть не могла курильщиков и курение – самый дорогой и самый вонючий способ самоубийства. Она только делала вид, что курит, – подносила ко рту ядовитую дрянь и держала пару секунд в полусантиметре от губ. После чего стряхивала якобы накопившийся пепел в металлическую коробочку из-под японских конфет. Пока этот номер выручает, благодаря этим “курительным паузам” у нее есть возможность хоть немного побыть одной. Иначе ее взорвало бы изнутри.

София достала мобильник и позвонила домой. По привычке сосчитала: прошло восемь сигналов, никто не взял трубку. Может, это хороший знак? Может, Эвелина все-таки надумала пойти в школу? Посомневалась и набрала номер мобильника. После трех сигналов включился автоответчик: абонент недоступен, перезвоните позже. Если на уроке, ничего удивительного – отключила звук. А может, что-то с покрытием. Вечная история здесь, на севере.

Осталось смутное беспокойство. Она вовсе не безумная мать, не клуша, клушой ее никак не назовешь. Не безумная, но мать, а мать есть мать.

Одним пальцем, не выпуская сигарету, отстукала эсэмэску:

Надеюсь, ты в школе, дорогая. М.

“М” – значит мама. Или? Уверенности уже не было, но надеяться-то можно. Эвелина – все, что у нее осталось.