Дамба

Посмотрела на матовую сталь реки и, как всегда не сразу, все же немного успокоилась. Боль слегка отпустила, в голове прояснилось. Здесь-то она дома. Еще хоть минута отдыха, а потом возьмет этот чертов стул и вышибет окно веранды. Опыт уже есть. Дохромает до лестницы и поднимется на второй этаж, в комнату Эвелины, подойдет к ее черной кровати.

– Эвелина, девочка моя, – скажет она самым ласковым голосом. – Мама вернулась.

И это будет началом новой жизни.

София закрыла глаза и подставила лицо холодной, щекочущей мороси. Как прекрасно… наконец-то можно отдохнуть. Сидеть и вслушиваться в собственное дыхание. Еще несколько секунд, всего несколько секунд. А потом борьба начнется снова. Взяться за спинку стула и как следует ударить, уворачиваясь от острых стеклянных брызг. Но не сейчас, не в это мгновение. Сейчас замереть и дождаться, пока утечет в реку зашкаливающий, никогда раньше ею не испытываемый стресс. Мышцы становятся мягче и тяжелее, боль постепенно стихает, уходит на второй план.

Я унесу тебя отсюда, Эвелина. Как маленького ягненка.

Откуда взялся этот свет? Словно, не дождавшись ночи, опять наступило утро. Эвелина лежит у нее на руках, прильнув к огромной от молока груди, согревает ее своим ни с чем не сравнимым детским теплом. Пушок на голове, забавный поскуливающий писк при каждом глотке. Вот тогда они были по-настоящему счастливы, и София, и Эвелина. Они плыли в потоке взаимной, всепоглощающей любви…

Какой-то необычный звук вырвал ее из грез, София открыла глаза. Первое, что пришло в голову: река изменилась. Куда делась спокойная стальная поверхность? Вода поднималась с такой скоростью, что ей даже показалось, будто это не вода поднимается, а ее дом сползает по откосу.

София встала так резко, что больное колено подломилось, и она упала на рифленый пол веранды. Попыталась понять, что происходит, но то, что она видела, не складывалось ни в какую картину. Линии, объемы и контуры исчезли, осталась только ревущая, всепоглощающая слепота.

– Эвели…

Она не успела выговорить имя дочери. Ее подбросила сила, противостоять которой не мог бы никто, даже слон. Последнее, что она услышала, – сырой, мучительный треск досок веранды. Прижала руки к груди – защитный рефлекс, сохранившийся еще с внутриутробной жизни.

И она начала разрушаться. Резкий хруст ломающихся ребер – София даже успела подумать, насколько этот звук несопоставим с кажущейся мягкостью обрушившейся на нее силы. Она перестала сопротивляться. Отдалась потоку и в последний миг даже успела восхититься этим непривычным состоянием. Она превращалась в жидкость, это было облегчением. Оболочки клеток лопались, как яичная скорлупа, животворная плазма выливалась и становилась рекой.

Она стала рекой, София Пеллебру.

Глава 51

К пропитанному влагой берегу Люлеэльвен причалила лодка с кашляющим и дымящим подвесным мотором. Несколько человек помогли Ловисе выйти на берег.

Теперь-то Лидия точно рвет и мечет, кричит как резаная, подумал Гуннар Ларссон, с облегчением отпуская ручку газа и прислушиваясь к последним выхлопам. Что теперь сделаешь, пусть кричит.

На другом берегу той же реки, той же Люлеэльвен, Винсент Лаурин, стоя на коленях и припав к безвольным губам Хенни, старался вдуть в нее жизнь. А в другом месте, у плотины в Суорве, Барни Лундмарк дождался помощи: двое парней подоспели с аптечкой первой помощи и дали ему болеутоляющие таблетки. Лекарство подействовало быстро, но он не мог отвести глаз от поблескивающей точки на торчащем из воды бетонном островке.

Лена Сунд сидела на поляне, прислушиваясь к внутренней жизни. Она была уверена: в глубинах ее организма сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее начинает делиться дождавшаяся оплодотворения яйцеклетка.

Вода начала спадать. Из глубины неспешно, как подводная лодка, всплыл “сааб-лимо”, прижатый стволом сосны. Через боковое стекло с трудом, извиваясь, как огромный червь, вылез человек и упал, хватая ртом воздух.

Воздух!

Адольф Павваль замахал руками, стараясь восстановить кровообращение. Огромная, безуспешно пытающаяся взлететь птица.

А тем временем одним циклопическим взмахом, как гигантский, миллионотонный веер, обрушилась Люлеэльвен на сонные шхеры Ботнического залива. Ил, мусор, гниющие растения проползли под мостом в Бергнесе и начали свой неторопливый путь на морское дно.

В полуразрушенном доме на берегу Эвелина Пеллебру вылезла из-под промокшего ледяного одеяла в черном пододеяльнике. Стен не было.

Мама… Ее словно ударило током.

– Мама? – крикнула она слабым голосом.

И прислушалась.

И именно в этот момент наступила тишина. Дождь прекратился.