Дама в черном

Да, как старый друг… Я понял все из нескольких фраз, жалобных и простых, как любовь матери… все, что скрывал от меня этот маленький заговорщик Рультабий. Несомненно, эта игра в прятки не могла продолжаться дольше — они прекрасно разгадали друг друга. Движимая инстинктом, она хотела знать наверняка, кто этот Рультабий, который спас ее. Ему было столько же лет, сколько и тому — другому… и он так походил на другого. К ней в Ментону пришло письмо, доказывающее, что Рультабий солгал — он никогда не учился в Бордо. Она сейчас же потребовала у молодого человека объяснений, но тот отказался дать их. Когда же она заговорила о Трепоре, о колледже в д’О и нашем путешествии туда до прибытия в Ментону, он заволновался.

– Но как вы узнали об этом? — воскликнул я, выдавая тем самым себя с головой.

Она не стала торжествовать, вырвав у меня это невинное признание. В двух словах она разъяснила мне свою военную хитрость. Да, я застал ее в своей комнате неспроста, и она уже не в первый раз заглядывала туда. На моем багаже сохранилась этикетка с отметкой станции назначения д’О.

– Почему он не бросился в мои объятия? — простонала она. — Неужели, отказываясь быть сыном Ларсана, он никогда не захочет признать меня своей матерью?

Рультабий вел себя жестоко по отношению к этой женщине, которая считала своего ребенка мертвым, безутешно оплакивала его и которая наконец, среди всех этих страданий, увидела его живым, воскресшим… Ах, несчастный!.. Накануне вечером он расхохотался ей в лицо, когда она, обессилев, крикнула ему, что у нее был сын и что этот сын — он. Он расхохотался ей в лицо, задыхаясь от слез! Я никогда не думал, что Рультабий может быть так жесток, так скрытен и несправедлив…

Безусловно, он вел себя непозволительно. Он дошел до того, что крикнул ей: «Я не уверен, что у меня вообще есть какой-нибудь отец, даже и вор!» После этих-то слов она вошла в Квадратную башню и решила умереть. Но она не для того нашла потерянного сына, чтобы сейчас же вновь потерять его, и осталась жить. Я был вне себя! Я целовал ее руки. Я просил у нее прощения за Рультабия. Итак, вот к какому результату привело поведение моего друга. Под тем предлогом, что должен защитить ее от Ларсана, он сам убивал ее! Я не хотел больше слышать об этом. Я знал слишком много. Я бросился бежать. Я позвал Бернье, который открыл мне дверь, и вышел из Квадратной башни, кляня Рультабия. Я надеялся найти его во дворе Карла Смелого, но там никого не было.

У ворот стоял на карауле Маттони. В комнате моего друга я увидел свет. Я взбежал по лестнице, перешагивая через несколько ступеней. Наконец, я оказался у двери и распахнул ее.

– Что вам угодно, Сенклер?

В нескольких отрывистых фразах я передал ему наш разговор с дамой в черном.

– Она не все вам сказала, мой друг, — возразил он ледяным тоном. — Она не сказала вам, что запретила мне трогать этого человека!

– Это правда, — воскликнул я. — Я слышал это!..

– Ну, так о чем же вы рассуждаете? — продолжал он грубо. — Вы не знаете, что она заявила мне вчера!.. Она приказала мне уехать! Она сказала, что предпочла бы умереть, чем видеть меня в борьбе с моим отцом!

Он ехидно ухмыльнулся.

– С моим отцом!.. Она, без сомнения, считает его сильнее меня!..

Он был страшен, произнося эти слова. Но вдруг он преобразился, и нежная улыбка озарила его милое лицо.

– Она боится за меня! Ну вот, я же — я тоже боюсь за нее!.. И я должен забыть, кто мой отец и кто моя мать!

В этот момент ночное безмолвие разорвал выстрел, а за ним раздался душераздирающий крик. Ах! Опять этот крик, как тогда, в необъяснимую ночь на галерее! Волосы встали дыбом у меня на голове.

Рультабий зашатался, как будто пуля попала в него. Затем подскочил к открытому окну и в отчаянии закричал:

– Мама! Мама!

Глава XI Нападение на Квадратную башню

Я вскочил за ним и из опасения обхватил его сзади руками, учитывая то состояние безумия, в котором он находился. В его криках: «Мама! Мама!» — слышалась такая ярость, такое отчаяние, такое стремление кинуться на помощь, что я испугался, как бы он не забыл, что не может перелететь, как птица или стрела, через эту черную бездну, отделявшую его от преступника и жертвы. Вдруг он обернулся, оттолкнул меня, бросился из комнаты, все опрокидывая на своем пути, и понесся как безумный через коридоры, комнаты, лестницы, двор к этой проклятой башне. Что касается меня, то я, словно прикованный ужасным криком, не мог оторваться от окна. Я стоял на том же месте, когда дверь в Квадратную башню открылась, и в освещенном четырехугольнике проема появилась фигура дамы в черном. Она стояла прямо, она была жива, но на ее бледном лице застыло выражение непередаваемого ужаса. Она простирала руки к Рультабию, и тот бросился к ней в объятия из темноты; потом до меня доносились лишь вздохи и эти два слога, которые ночь повторяла бесконечно: «Мама! Мама!»