Дама в черном

Дарзак вернулся в свою комнату, а я без колебаний пошел за Рультабием в гостиную старого Боба. Но на пороге комнаты я столкнулся с дамой в черном и ее сыном, которые выходили оттуда. Оба молчали, и у них был настолько непроницаемый вид, что я — который только что слышал их объяснения и ожидал увидеть сына в объятиях матери, — я стоял перед ними, не в силах произнести ни слова. Поспешность, с которой госпожа Дарзак хотела покинуть Рультабия, заинтриговала меня. Не меньше поразила меня и готовность, с которой Рультабий поддержал это ее желание. Матильда склонилась над моим другом, поцеловала его в лоб и сказала «до свидания, дитя мое» таким беззвучным, таким грустным и в то же время торжественным голосом, что мне показалось, будто я присутствую при прощании умирающей. Рультабий, не отвечая матери, увлек меня из башни. Он дрожал как осиновый лист.

Дверь Квадратной башни заперла за нами сама дама в черном. Я не сомневался, что в башне происходило что-то загадочное. История с несчастным случаем не удовлетворяла меня; я был уверен, что Рультабий думал бы так же, как я, если бы его ум и сердце еще не были под впечатлением того, что произошло между ним и дамой в черном!.. Хотя кто мне сказал, что Рультабий не думал так же, как я?

…Едва мы вышли из Квадратной башни, как я увел друга в тень парапета, соединявшего Квадратную и Круглую башни, за угол, образованный выступом Квадратной башни. Репортер сказал мне шепотом:

– Сенклер, я поклялся ей, что не увижу и не услышу ничего, что будет происходить сегодня в Квадратной башне. Это первая клятва, которую я дал своей матери, Сенклер, но я отказываюсь от своего права на место в раю: я должен видеть и слышать!..

Мы стояли невдалеке от освещенного окна в гостиной старого Боба, которое выдавалось над морем. Окно оставалось открытым, что, без сомнения, и позволило нам услышать выстрел и крик, несмотря на толщину стен башни. С того места, где мы стояли сейчас, мы не могли ничего видеть через это окно, но возможность слышать была неоценима. Гроза прошла, но море еще не улеглось, и волны разбивались о скалы полуострова Геркулеса с силой, делавшей невозможным приближение лодки. У меня мелькнула в эту минуту мысль о лодке, потому что мне показалось, будто во мраке появилась и тотчас исчезла тень лодки. Но нет! Очевидно, это был лишь обман воображения, склонного всюду видеть враждебные тени, — воображения, несомненно, более взволнованного, чем морские волны.

Мы простояли неподвижно минут пять, прежде чем услышали вздох, этот протяжный, ужасный вздох, будто стон предсмертной агонии, глухой стон, далекий, как уходящая жизнь, близкий, как приближающаяся смерть. Нас бросило в жар. После этого воцарилась тишина, и мы больше не слышали ничего, кроме непрерывного прибоя волн, как вдруг свет в окне погас. Квадратная башня погрузилась во мрак. Мой друг и я схватили друг друга за руки, тем самым предупреждая друг друга о том, что нужно хранить молчание и не шевелиться. Кто-то умирал там, в башне! Кто-то, кого от нас скрывали! Почему? И кто? Кто? Кто-то, кто не был ни Матильдой, ни Дарзаком, ни стариком Бернье, ни его женой, ни, без сомнения, старым Бобом; кто-то, кто не мог быть в башне.

Рискуя свалиться в море, мы перегнулись над парапетом и, вытянув шеи к окну, через которое вырвался этот стон, напрягли слух. Четверть часа прошло таким образом… целое столетие. Рультабий показал мне на оставшееся освещенным окно его комнаты. Я понял: нужно было пойти погасить огонь и спуститься снова. Я сделал это со всей возможной осторожностью и пять минут спустя вернулся к Рультабию. Во всем дворе Карла Смелого не было ни единого огонька, кроме слабого отблеска на уровне земли — это старый Боб трудился в нижней зале Круглой башни, и фонаря у ворот башни Садовника, где караулил Маттони. В сущности, было вполне объяснимо, почему старый Боб и Маттони не слышали ни происходящего в Квадратной башне, ни даже криков Рультабия среди бушевавшей грозы, хотя они проносились над их головами. Стены башни у ворот были очень толсты, а старый Боб вовсе был запрятан в настоящем подземелье.

Едва я успел проскользнуть к Рультабию, в нишу между башней и парапетом — на наш наблюдательный пост, которого он не покинул, как мы явственно услышали скрип открывающейся двери Квадратной башни. Я выглянул из ниши, причем вылез на полкорпуса во двор, но Рультабий тут же оттолкнул меня в угол. Сам он позволил себе лишь осторожно выставить голову за стену Квадратной башни; но, так как он стоял сильно нагнувшись, я, вопреки его наказу, посмотрел через голову моего друга. Вот что я увидел.

Сначала показался старик Бернье, которого я, несмотря на темноту, сразу узнал. Выйдя из башни, он бесшумно направился к воротам башни Садовника. Посередине двора он остановился, взглянул на наши окна, затем обернулся к башне и сделал знак, что все спокойно. Кому предназначался этот сигнал? Рультабий высунулся еще дальше, но сейчас же откинулся обратно.