Дальше фронта

Чекменев наверняка бы рад был узнать, что господа в арбатской квартире пребывают в растерянности. Но только это его и обрадовало бы. Во всем остальном оснований для оптимизма для него не просматривалось.

Речь шла как раз о неудавшемся покушении на Олега Константиновича.

— Семь первых!

— Вторые.

— Восемь первых!

— Забирайте. Мы можем быть уверены, что все члены бригады погибли?

— Их и играю. Ваше слово?

— Пас.

— Свой.

— Возвращаю.

— На девяносто девять процентов. По крайней мере ментаскопы показывают только фон. Ни малейших следов матричного излучения. Причем следует отметить, что семеро умерли сразу, а Постный жил до утра. После чего его сигнал тоже погас. Значит… Значит, если мы и проиграли этот сет, то не всухую.

— При условии, что перед смертью Постный не раскололся…

— Исключено. Нечем раскалываться. Нужная зона памяти у него просто выгорела. Но я ваш оптимизм все равно не разделяю. К сожалению, посетить место акции до сих пор невозможно, казаки и жандармы плотно блокировали район. Тела родным для погребения не выдали, вообще никому ничего не сообщают, а ведь уже пошли запросы во все инстанции. Непростые люди пропали. Поехали на охоту — и без вести. Научная общественность волнуется, слухи пошли…

— Какие слухи? — Господин, игравший восьмерную, взял девятую взятку, с удовольствием записал шестерку в пулю. Выглядел он как товарищ управляющего банком. Не сам управляющий, а персона на ступеньку ниже, но с правом решающего голоса.

— Какие? Очень умело распускаемые, не иначе как самой службой безопасности. Что вроде бы объявилась в подмосковных лесах банда беглых с каторги поляков, ранее осужденных за государственные преступления. Теперь они пробираются на родину, по пути грабят и убивают. Даже якобы на князя напали, когда он в своем имении охотился. И нашу работу на них списывают, и вообще все нераскрытые преступления и даже транспортные происшествия.

— Вполне, кстати, неглупая идея…

— Как будто вы раньше думали, что у Чекменева дураки работают.

— А нам-то какая от того польза или наоборот? Разработку они как вели, так и вести будут.

— Да вы тасуйте, тасуйте. И сдвинуть дать не забудьте. Польза та, что в этот костерок и своих дров подкинуть можно. Скажите там своим в «Ведомостях» и «Новой», чтоб сообразили, какие матерьяльчики в жилу будут. И вперед.

— Девять без козыря. С тройной бомбой!

— Нет, господа, ну кому прет, так прет. Пас, естественно.

— Я тоже не поп, и не студент… (Прим. автора — имеется в виду поговорка преферансистов: «На девятерной игре вистуют студенты, попы и генералы. Первые от бедности, вторые от жадности, третьи от нечего делать»).

— Хотя и генерал. Так пас?

— Пас, пас…

— Сыграно.

— Хоть покажите.

— Чего показывать. Пас, значит, пас. Меня сейчас вдруг совсем другая мысль заинтересовала. Совершенно неожиданно, кстати. А зачем оно, по большому счету, нам, здесь и сейчас присутствующим это нужно?

— Что именно?

— Да именно все! У нас что, головы на плечах лишние? Великий князь кому-нибудь лично насолил? На министерские посты кто-нибудь претендует? Если контрразведка сгребет, не откупимся…

— Я что-то вас не совсем понимаю, Андрей Платонович! Не поздновато ли задумываться начали? Сейчас с тележки соскакивать — и ноги, и шею сломать можно.

— Господа, так мы играем или что? Карты сданы.

— Подождите, Аршавир Богданович, тут разговор интересный завязывается.

Поименованный армянин, весьма похожий на актера Императорских театров в амплуа резонера, профессионально воздел глаза к небу, одновременно пожал плечами и развел руками, после чего махом выпил рюмку водки.

— Я вам отвечу, Петр Георгиевич. Мне последнее время очень плохо спится. Особенно под утро. Прямо вот даже сдохнуть хочется, лишь бы не начинался новый день. А я ведь не мальчик. Я в таких переделках бывал, что и вашему превосходительству вряд ли приходилось. Вы ведь тоже больше по интендантской части…

Генерал насупился. Не любил он таких напоминаний. Радовался, что шинель с красными отворотами и погоны с двумя звездочками не несут признаков профессии.

— А времена Суворова и Ермолова прошли, интендантов больше не вешают через пять лет пребывания в должности…

— Вы на что, Андрей Платонович… — генерал глубоко вздохнул, сдерживая себя, — намекаете?

— Исключительно на то, что в данном историческом периоде нас могут повесить совсем за другое. Пусть и с не меньшими основаниями.

— Так что же вы предлагаете?

— Я бы, знаете, с удовольствием сбежал. Даже понимая всю опрометчивость этого шага. Но как-то мне кажется, что гораздо проще прятаться пусть от могущественной, но частной организации, чем от всех сил государства. Там — десятки, пусть сотни людей, здесь — миллионы. И если князь добьется свой цели, нас погребут частым бреднем. Не слишком вникая в степень личной вины каждого и в так называемую законность. Грядут суровые времена…