Дальгрен

Я снял с цепи на шее орхидею, поднял руку и просунул в сбрую, и небо потемнело за окнами, небо взревело за оконными сетками, и я застегнул браслет на запястье, и свет раскололся надвое, и два щупальца, иззубренные, с ослепительно-магниевыми кромками, дугами выросли в небо, и я замахнулся снизу вверх Тарзану в грудь.

– Эй… – прошептал Тарзан, – ты совсем псих!.. – ужасно перепугавшись, оглядываясь на Денни, потом на Б-г; но они попятились – и переперепугали его.

– Ну? – кивнул я. – А для тебя это новость, что ли?

Я держал острия ножей щепотью против его левой сиськи. Все затаили дыхание, а я подумал: здесь это было бы проще всего. Потом сказал:

– Да ёпта! Беги, мудозвон!

Тарзан растерялся.

Я опустил руку.

– Хочу посмотреть, как ты бегаешь! И чтоб я тебя не видел до завтрашнего восхода. Не то я тебя отмудохаю, отнесу твое изломанное, окровавленное и обморочное тело назад к маме с папой, на порог квартиры девятнадцать А, и там оставлю!

– Они живут не в… – Но тут его мысли встали на место; он вздохнул – я так понял, это был вздох – и кинулся к двери. Врезался в мужика с грудью клином и в синейшей рубашке на свете («Эй, полегче… Все нормально?..») и слинял по коридору.

Мужик тоже растерялся.

Он был не очень-то обросший; но из тех, про кого первым делом сама приходит мысль: ему бы постричься.

– Она сказала, – сказал он, – мне выйти здесь?..

– Ладно, – сказал Денни. – Дверь там.

Леди Дракон поднялась по ступеням и стояла снаружи, смотрела.

– Деньги я отдал ей. Эй, спасибо вам большое. Очень мило вышло. Может, опять приду. – Он глянул на меня и растерялся еще чуть-чуть.

Леди Дракон открыла ему дверь, и он выскочил во двор. Она посмотрела ему вслед, дверь отпустила, но так и осталась снаружи на верхней ступеньке.

Это не отчаяние. Побольше смеха и логики – и оно рассеивается. И того и другого у меня вдоволь. Очевидно, у большинства людей жизнь настолько интересна, насколько им по силам. Но я не помню, как ее надел. Я не помню.

Я посмотрел на орхидею.

Я не помню, как ее надел.

Я ее снял.

– Он тебе нравится, – спросил я, – Б-г?

– Кто? – переспросил тот. – Тарзан? Да он нормальный. Пасть захлопнуть вовремя не умеет, и все.

– Он из-за тебя все штаны обоссал, – сказал Денни. И засмеялся. – Видал? У него сбоку вся нога намокла. – И он показал на себе.

– Чего? – сказал я.

– Он описался. – Денни снова рассмеялся – пронзительно загавкал, как щенок.

– Жалко, что я не заметил, – сказал я. – Мне бы полегчало.

– Я… к Тарзану нормально, – сказал Денни.

– Слышь, – сказал Б-г. – Тарзан – он же пацан мелкий. Не смыслит ни шиша.

– Да ёпта! – Я опять нацепил орхидею на шею. – Он старше Денни!

– Он, – сказал Б-г, – из очень странной семьи. Он тут кое-кому рассказывал. Тоже надо принять во внимание.

– Они не настолько странные, – сказал я.

– Я в том смысле, – сказал Б-г, – что они его особо ничему не учили. Про то, как оно все устроено.

– М-да? – Я очень глубоко вдохнул. – Может, меня бесит, до чего его семейство похоже на мое.

И пошел по коридору к себе.

Ланья, видимая от макушки до носа, выглядывала из-за края, как нарисованный Килрой[50].

– Привет, – сказал я. – Ты как?

– Я когда услышала, что ты пришел, – сказала она, – думала, Денни тебя в гостиной подержит. Потому и отослала мужика через заднюю дверь.

Я вскарабкался на антресоли.

Она села и подвинулась; джинсы уже надела, но еще не застегнула.

– Знаешь, что его больше всего заводило? Что я телка, которая трахает скорпионов, – без предисловий сообщила она. – Вот и все, что его интересовало. Он был ничего. Но я с тем же успехом могла быть куском печенки, в которую кто-нибудь из вас подрочил; он все равно был бы счастлив. – Она осторожно потрогала меня за коленку. – То есть я не против быть… как это… «гей-мостом», если мне с обоих концов приятно. Ну правда – он был обхохочешься вообще.

– Я хотел тебя спросить, – сказал я, – не совсем ли ты спятила. Но в моем исполнении вопрос, надо полагать, прозвучит возмутительно до нелепости.

– Я не думаю, что спятила. – Она помрачнела. – Чтобы достроить фантазию, я должна вот это, – она достала из-под коленки пятерку, – отдать тебе. Или Денни… – Она пососала губу, отпустила. – Вообще-то, я хочу оставить себе.

– Я не против, – сказал я. – Только деньгами-то особо не увлекайся. А то станешь как Джек.

– Дело не в деньгах, – возразила она. – Это символ.

– Я ровно о том и говорю.

– Ты бы, может, сам прислушался к своему совету.